Шрифт:
Помимо моей воли эта ярмарка тщеславия захватывает меня. Я передвигаюсь зигзагами в толпе, стараясь не терять из вида потенциальную жертву Алису Лазареву, которая расточает улыбки направо и налево. Паша Ласточкин рядом со мной собран и сосредоточен. Я бросаю на него косой взгляд. Где-то в родословной у него наверняка притаился англичанин. Черт, ну почему у меня нет этого хладнокровия, этой поразительной сдержанности, этого умения держать себя в руках в любой ситуации, которое на самом деле объясняется огромным чувством внутреннего достоинства? Среди такого скопления знаменитых, богатых и важных людей я ощущаю себя потерянной. Они смеются, веселятся, обсуждают меню, а я остаюсь чуждой их веселью; они рассказывают друг другу смешные случаи из жизни их общих знакомых, а я не могу даже сообразить, о ком идет речь. К нам подходит Георгий Лазарев.
— Я очень рад, что вы выполнили мою просьбу и арестовали эту ненормальную, — говорит он. — Алиса сразу же почувствовала себя гораздо лучше, когда узнала об этом.
Значит, правду говорят: больше всего мы ненавидим не тех, кто причинил зло нам, а тех, кому причинили зло мы. Но, так как ответить нам с Ласточкиным нечем, мы предпочитаем промолчать.
— Она уже созналась, что хотела убить Алису? — беспокойно осведомляется банкир.
— Нет, — коротко отвечает Ласточкин, и это правда.
На лице Лазарева — неприкрытое изумление:
— Как? А я думал, при вашем арсенале средств…
Так, все ясно, можно не продолжать. Я вижу, что Паша, несмотря на свое хваленое самообладание, с трудом сдерживает злость.
— А что, если Оля Баринова вовсе не убийца и вообще этот звонок — шутка какого-нибудь желтого репортера? — прихожу я к нему на помощь.
— Собственно говоря, это вы и должны были выяснить, — ставит нас на место банкир. — Да и, по правде говоря, в вашем присутствии здесь нет никакой надобности. Я удвоил охрану, даже утроил, так что ничего на вечере не произойдет и произойти не может. — Он победно смотрит на нас.
Квик! Что называется, раздавил словом. Знай сверчок свой шесток, не садись не в свои сани и так далее.
— Ну, как знать, может, вам еще представится случай овдоветь, — отвечает Павел, у которого язык порой становится острее бритвы. — В нашей жизни ни в чем нельзя быть уверенным. — И он мило улыбается.
У меня создалось впечатление, что Лазарев вот-вот бросится на него, но, к счастью, Алиса каким-то непостижимым образом учуяла, что грядет скандал, и поспешила к нам. Она послала мужа приглядеть за горой подарков, сообщила, что чрезвычайно рада нас видеть, и велела ни о чем не беспокоиться. Главное — что мы упекли эту дуру Ольку, а все остальное — пустяки.
К ней подошел головастый мальчик и робко поглядел на нее снизу вверх. Алиса обняла его и притянула к себе:
— Вот он, мой Сашенька, мое сокровище! Ну что, сокровище, тебе весело?
— Не-а, — отвечало «сокровище», поглядывая на нас и застенчиво почесывая нос.
— Это ваш сын? — спросила я.
— Да. Ему шесть лет, и он уже говорит на трех языках. Саша, как по-французски будет «рыба»?
— Не помню, — после паузы со вздохом признался мальчик.
— Ну и правильно, лучше учи английский.
Тут к нам подошла какая-то актриса и изъявила желание познакомиться с Ласточкиным. Почему-то она решила, что он продюсер, и, когда ей указали на ее ошибку, удалилась с разочарованием на лице.
Алиса представила нас какому-то диджею, который уже напился так, что не держался на ногах, вице-президенту банка, похожему на добродушного моржа, и своему первому мужу Сергею Шестопалову, который также присутствовал на вечере. Признаться, я с любопытством вгляделась в этого человека, из-за которого Оля Баринова была готова покончить жизнь самоубийством. Скажу сразу же, что если б мне предложили покончить с собой из-за мужчины, то я бы, скорее всего, выбрала Пашу Ласточкина, но уж точно не этого низкорослого толстячка с водянистыми глазами и усами щеткой. Возможно, когда у Шестопалова водились деньги, он производил более благоприятное впечатление, но теперь это был самый скучный человек, которого можно себе вообразить. Он довел до нашего сведения, что погода стоит замечательная, что Алиса — прекрасная женщина и лучшая на свете мать, что завтра погода будет еще лучше, чем сегодня, и после этого, к счастью, удалился, не то нам пришлось бы выслушивать прогноз на послезавтра и на следующую неделю.
Вечер меж тем продолжал идти своим чередом. От блеска драгоценных камней и хрустальных бокалов у меня уже начало рябить в глазах. В голову стали закрадываться всякие скверные мыслишки вроде той, что зря мы тут корчим из себя Шерлоков Холмсов, все равно это ни к чему путному не приведет. Богатые до ужаса не любят умирать, и если Лазарев сказал, что охрана у них на высоком уровне, значит, так оно и есть. Да и вообще, вся эта история со звонком, который мы, как последние идиоты, восприняли всерьез, — полнейшая ерунда.
— Добрый вечер! — прозвенел над самым моим ухом знакомый голос.
Я подпрыгнула на месте, чуть не пролив на себя шампанское. Позади меня стоял Юрий Арбатов. Я должна сейчас написать, что вовсе не обрадовалась его появлению, но честно скажу — это было совсем не так. Меня не покидало ощущение, что мы присутствуем на каком-то празднике фальши, что и улыбки, и комплименты, расточаемые имениннице, на самом деле ничего не значат. А вот в Арбатове странным образом не было ничего фальшивого. Он казался именно тем, кем являлся на самом деле, — опасным, но притягательным человеком, который способен позволить себе самую недоступную роскошь в наши дни — быть не таким, как все.