Я шагнул вперёд и скрестил свой взгляд с орочьим.

— Нет, — сказал я снова, но уже стражнику, сказал ледяным тоном и по-орочьи. Мне было противно пользоваться этим поганым языком, но это поразило орка. Он заколебался.

Я неотрывно глядел в глаза чудовищу своим единственным оком. Я смотрел вверх, чуть наклонив свою голову вниз, так чтобы в моей пустой глазнице было больше тени, больше таинственности. Я был одноруким и одноглазым человеком преклонных лет, который мерился взглядом с орком. Мне уже полагалось лежать мёртвым с кишками, разбросанными по всему полу. Но я был Ярриком, и у меня был дурной глаз. Я убивал орков одним взглядом. Стоящий передо мной зверь это знал. Как и я в тот момент. Жизнь Беккета болталась на истёршейся ниточке, и я направил всю свою веру в Императора и всю свою ненависть к оркам на обретение хрустально-чистой, алмазно-твёрдой убеждённости в том, что мой взгляд был роковым для зеленокожих. В тот момент я был тем, кем они меня считали.

Топор стражника дрогнул. Орк отвёл взгляд от моего глаза и моей опасной глазницы и огляделся по сторонам, охваченный нерешительностью. Кажется, он что-то заметил на решётчатых мостиках во мраке высоко над нашими головами. Затем он опустил топор. Он снял ногу с Беккета, дал ему пинка по рёбрам и пошагал прочь вдоль вереницы рабов, что-то порыкивая самому себе.

Помогая Беккету встать, я ощутил, как становятся дыбом волоски на моём загривке. Я посмотрел вверх, вглубь теней, и ощутил чьё-то внушительное присутствие. Там, наверху, стоял и наблюдал он. Тот самый орк. Трака.

Я не мог его видеть, но надеялся, что он разглядел выражение моего глаза.

Я надеялся, что он разглядел в его глубине обещание смерти.