Фебр не Донатос. Перед ним она не сробеет. Буде потребуется – хребет об колено переломит и не поморщится. Одно дело колдун, от страха перед которым даже сердце сжималось, другое дело – выуч обычный, пусть и из старших. Не так уж она слаба, чтобы ему зубы не вышибить.

Однако парень, прочитавший обрывки этих злых мыслей в ее глазах, опешил и замер.

– Лесана, ты чего?

Он сделал попытку шагнуть к ней и даже потянулся удержать, но девушка отшатнулась и прошипела:

– Только тронь, руку вырву!

Молодой ратоборец замер, пораженный. Он смотрел в отчужденное озлобленное лицо и не понимал, отчего Лесана готова сейчас ринуться на него без всякого повода. Нет, дружбы они сроду не водили, но чтобы так вот…

А Лесана враждебно глядела на парня и медленно пятилась.

Он изменился. Возмужал. И больше не был послушником. Он стал обережником. Что-то неуловимое проскальзывало теперь в каждом движении, даже в выражении лица, которое вроде бы и осталось прежним – с тонкими чертами, светлыми голубыми глазами, но… стало как будто жестче.

– Что с тобой? – повторил парень, и девушке показалось, будто в его голосе прозвучала обида. – Ты чего шарахаешься?

– Пошел прочь! – И она направилась дальше, обходя его по крутой дуге.

Фебр оторопел. Это было так не похоже на Лесану, отчаянно смелую гордячку, что парень застыл, провожая ее недоуменным взглядом.

– Постой! – Он все-таки настиг ее через пару шагов, но не решился, впрочем, удержать за плечо. – Что случилось, пока меня не было?

Девушка остановилась и окинула его тяжелым взглядом.

– А что случилось, пока ты тут был? – холодно спросила она. – Забыл, как рубаху с меня сдернуть хотел?

Он плюнул в сердцах, недоумевая, зачем она вспомнила то, что случилось чуть не год назад. Почему ныне? С чего бы вдруг?

– Да нужна мне твоя рубаха, как Ходящему оберег! – раздосадованно воскликнул он. – Клесх приказал разозлить, чтобы кинулась.

Парень снова шагнул к Лесане, но та опять отпрянула.

– Да чего ты? – В его голосе послышалась искренняя обида.

– Что тебе надо? Дай пройти.

Он смотрел на послушницу и не узнавал ее. Она всегда была колючая, как еж, но нынче особенно. И хотя пыталась показаться опасной, на деле выглядела жалкой затравленной девкой. Поэтому он поступил так, как с такими и надо: шагнул вперед, крепко взял за плечи и встряхнул.

– Не трону я тебя! Успокойся. Не беги…

И тут же разжал пальцы, сделал шаг назад, чтобы до нее дошел смысл сказанных слов. Но все-таки успел почувствовать, как она напряглась всем телом от его прикосновения. Была готова ударить.

– Я подарок тебе привез. Вот…

Фебр вытащил из-за пояса нож – с ухватистой берестяной рукоятью, тесными кожаными ножнами – и протянул девушке. Она смотрела то на подарок, то на парня и не могла понять – зачем? После Мируты никто ничего ей не дарил. А тут – нож. И, по всему видно, денег стоит немалых.

Ратник глядел и ждал – возьмет или нет?

– Не надо мне, – сказала выученица и отвернулась.

– Ну, раз не надо… – Фебр положил нож на пустующее факельное кольцо, торчащее из стены, развернулся и пошел прочь.

Лесана смотрела ему вслед и чувствовала, как растет, ширится в душе пустота. Такая, какая там обычно возникает, когда нарочно делаешь что-то неправильное, злое. Как тогда, с Тамиром…

– Постой!

Парень остановился и с неохотой обернулся.

– Я… я… – не зная, что еще добавить, она тихо закончила: – Спасибо.

И взяла оружие в руки. Легло как влитое.

Фебр улыбнулся уголками губ и вдруг в два прыжка оказался рядом и дернул девушку к себе, утыкаясь носом в русую макушку. Она застыла, будто разбитая параличом. Спина одеревенела, в голове зашумело, во рту пересохло. А от испуганного сердца хлынула вверх волна животного ужаса, захлестнула разум.

Он словно почувствовал это, потому и сам замер, прижимаясь щекой к гладким волосам.

– Кто тебя обидел, скажи! – А в голосе столько боли и гнева!

И Лесане захотелось по-бабьи пожаловаться мужику на свою печаль, рассказать, что случилось, попросить наказать обидчика, но… Даже своим скудным разобиженным девичьим умишком послушница понимала: стравить молодого ратника с креффом колдунов – худшая благодарность за подарок и заботу.

Однако от Фебра исходило столько молодой, яростной силы, что в его объятиях страх, боль, тоска, терзавшие душу все эти дни, слегка померкли и отступили. Человек – не зверье дикое, трудно ему в одиночестве, без слова доброго, без ласки.