— Но если вы даже не знаете в точности, что может случиться на Периферии, как же вы можете пытаться направить течение событий так, чтобы Периферия откололась, а Трентор остался в неприкосновенности?

— Мы пока способны только на то, чтобы самым пристальным взором следить за ситуацией на Периферии и на Тренторе и предпринимать попытки к стабилизации положения на Тренторе, но не предпринимать таковых в отношении Периферии. Пока нам нечего ждать от психоистории в плане того, что те или иные события будут автоматически происходить по нашему приказу; не зная о том, как именно работает психоистория, это было бы попросту опасно, а потому придется все перевести в режим непрерывного «ручного» управления, так сказать. Пройдет время, методика будет усовершенствована, и необходимость в «ручном» управлении пойдет на убыль.

— Но все это, как я понимаю, в будущем, — уточнила Дорс. — Верно?

— Верно. Да и это всего лишь надежда.

— Но какого же рода нестабильность угрожает Трентору, если мы станем удерживать Периферию?

— Да такая же самая — экономические и социальные сбои, стихийные бедствия, подстегиваемые амбициями заговоры в высших сферах власти. И еще кое-что. Я вот, когда говорил с Юго, сказал ему, что на мой взгляд, Империя как бы перегрелась. А Трентор — самая накаленная ее часть. Похоже, что он просто-таки по швам трещит. У его инфраструктуры: обеспечение водой, теплом, переработки отходов, транспортировки топлива — сейчас то и дело, похоже, возникают проблемы, с которыми раньше тут никто не сталкивался, и каждый день я отмечаю в этом плане что-то новое.

— А что скажешь насчет смерти Императора?

Селдон развел руками.

— Она неизбежна, но Клеон пребывает в добром здравии. Лет ему столько же, сколько мне, и хотя я бы не прочь скинуть десяток годков, я ведь не старик, верно? Стало быть, и он не старик. Сын его в качестве наследника никуда не годится, но претендентов отыщется хоть отбавляй. Их гораздо больше, чем требуется для того, чтобы ускорить его кончину, однако и это вряд ли окажется глобальной катастрофой — в историческом плане.

— Хорошо, тогда скажи, что ты думаешь о покушении на его жизнь?

Селдон встревоженно посмотрел на жену.

— Не произноси этого слова. Пусть мы тут с ног до головы экранированы, все равно не стоит.

— Гэри, не валяй дурака. Всякое возможно. Было же время, когда джоранумиты были всего на волосок от захвата власти, а если бы они ее захватили, они бы от Императора так или иначе…

— Может быть, и нет. Им он был бы гораздо более полезен в качестве марионетки. Как бы то ни было, об этом-то можно спокойно забыть. Джоранум в прошлом году умер на Нишайе. Патетическая была личность.

— У него были последователи.

— Естественно. У всех есть последователи. Послушай, вот ты изучаешь период становления Тренторианского Королевства и консолидации миров Галактической Империи. Тебе не доводилось нигде встретить упоминаний о Глобалистской Партии — была такая у нас на Геликоне?

— Нет, не доводилось. Не хотелось бы сделать тебе больно, Гэри, но, честное слово, на протяжении всей истории я вообще ни разу не сталкивалась с упоминаниями о Геликоне.

— Я нисколько не обижен, Дорс. Счастлив тот мир, у которого нет истории, я так всегда говорю. И все-таки… Словом, дело было так: примерно двадцать четыре столетия назад на Геликоне образовалась группа единомышленников, полностью и бесповоротно убежденных в том, что Геликон — это единственная населенная планета, то бишь «глобус», в Галактике. Вся Вселенная — это Геликон, а над ним — всего лишь непроницаемая, твердая сфера, усеянная крошечными звездочками.

— Но как они только могли верить в такое? — изумилась Дорс. — Они ведь уже тогда входили в состав Империи, насколько я понимаю?

— Да, но глобалисты упрямо твердили, что само существование Империи — не более чем иллюзия, самовнушение, что все до одного эмиссары и чиновники Империи — это геликонцы, которые неизвестно почему играют эти роли. Взывать к здравому смыслу было совершенно бесполезно.

— И что потом?

— Видишь ли, по-моему, всегда приятно думать, будто твой собственный мир — это Мир с большой буквы. На пике своей деятельности глобалисты втянули в партию примерно десятую часть населения Геликона. Казалось, немного — подумаешь, десятая часть! Однако это было то самое деятельное меньшинство, которое противостояло бездеятельному, безразличному большинству, и все шло к тому, что они возьмут верх.

— Но не взяли, как я понимаю?

— Нет, не взяли. Глобалисты добились того, что объем торговли Империи с Геликоном значительно снизился, а геликонская экономика докатилась до почти полного нуля. И когда обыватели взяли в руки блокнотики и карандаши, популярность глобалистов резко пошла на спад. Их взлет и падение изумляли многих в то время, но я уверен, психоистория безошибочно указала бы на неизбежность такого оборота дел и доказала бы, что и думать тут много нечего.

— Ясно. Но, Гэри, объясни, для чего ты рассказал мне эту историю? Видимо, она как-то связана с тем, о чем мы сейчас говорим?

— Связь в том, что подобного рода доктрины никогда не умирают до конца, независимо от того, какими бы идиотскими способами они ни одурачивали людей. Даже сейчас на Геликоне — даже сейчас! — существуют глобалисты. Их немного, но время от времени семь-восемь десятков фанатиков собираются на так называемые «Глобальные Конгрессы» и получают ни с чем не сравнимое удовлетворение, разглагольствуя между собой о глобализме. Так вот… прошло ведь всего десять лет с тех пор, как Трентору реально грозила опасность со стороны мощнейшего движения джоранумитов. Так что вовсе неудивительно, если тут остались кое-какие приверженцы учения Джоранума. И тысяча лет пройдет, а они останутся, и тоже удивляться будет нечему.