— Мара! — откликнулись оба юных сармата.

Взмахнув клинками, они бросились в самую гущу чудовищ, и призрачные твари вмиг рассеялись. С удивлением Ардагаст заметил, что его акинак — самый обычный, венедским кузнецом скованный, — горит теперь таким же золотистым светом, как рунный меч Мгера.

Росич погнал коня к каменной опорной стене кургана и вдруг увидел, как навстречу ему ползет гигантская змея. Ее разинутая пасть, полыхавшая белым пламенем, могла поглотить всадника с конем, клыки в два локтя длиной источали зеленый яд. Но золотой луч Огнеславова оберега ударил в пасть чудовища, и мальчик внезапно разглядел за белым пламенем темную фигуру, неясную, но вполне человеческую. Помянув Даждьбога, Ардагаст ринулся прямо в огненную пасть, и конь ему подчинился — на животное, посвященное светлым богам, морок не действовал. Росич сделал акинаком резкий выпад вперед. Змея враз исчезла, и Ардагаст увидел, что его клинок по рукоять вошел в грудь Захарии, одетого в черный, расшитый колдовскими знаками хитон.

— Будь проклят, гой, варвар, — прохрипел самаритянин. — Вечно служи варварским царям и ради них совершай свои подвиги, ибо твое племя предназначено для рабства. А тайное знание, добытое мною, пусть будет бичом твоего рода. Проклинаю тебя и твоих потомков именем семи владык этого мира: Люцифера, Намброта… О-о-о!!!

Некромант дико завопил, как будто огонь сжигал его изнутри. И впрямь, из его рта и внезапно появившихся на теле ран повалил дым, задымилась и черная одежда. Росич с отвращением вырвал клинок из раны, и к ногам его коня упал обгорелый труп, на скрюченных пальцах которого россыпью огоньков горели семь перстней с самоцветами.

А перед Инисмеем предстал одноглазый великан-вайюг почти в два человеческих роста, с дубиной в руке. И эта громадная дубина, способная с одного удара обратить человека в кровавое месиво, взметнулась над головой алана. Но сын Фарзоя подставил грозовой меч, и дубина… исчезла, без звука и следа. Огромный, с человеческую голову, кулак устремился прямо в лицо царевичу, но тот чуть отклонился, ударил врага мечом по запястью, и кулак… тоже исчез. Снова морок! Инисмей принялся обрушивать на врага удар за ударом, пока не разметал все исполинское призрачное тело. И тогда увидел на земле обугленный труп. Сквозь почерневшую плоть проглядывали белые кости, и череп скалил зубы в жутком веселье: вот заставил глупого варвара воевать с тенью.

Черный пес с огненными глазами и пылающей пастью не умел морочить. Он привык одолевать людей силой, быстротой и хваткой стальных челюстей. А еще — силой страха, что могла сделать бесполезными самые могучие мышцы и самый лучший меч, даже волшебный. Черной молнией Орф метнулся со склона вниз, на седеющего орлиноносого бородача с сияющим рунами и знаками клинком. Пес рассчитывал вцепиться в запястье и вмиг переломать его зубами и пережечь огненным дыханием. Но опытная рука воина Солнца, имевшего дело и не с такими тварями, нанесла удар навстречу, и страшные челюсти сомкнулись на клинке. Со злобным рычанием пес стиснул зубы. Два пламени — белое и золотое — боролись сейчас в его пасти. Заговоренная сталь начала подаваться…

И тут другой клинок — синий, пылающий, как молния, — обрушился на пса. Вспышка, грохот — и половина черного тела упала наземь, а другая осталась висеть на рунном мече, намертво впившись в него зубами. Инисмей ударил еще раз, и череп собаки разлетелся на две обугленные половинки. Мгер покачал головой, гладя на отметины, оставшиеся на рунном клинке. Князю-оружейнику предстояла теперь работа, и непростая.

— А вы, мальчики, молодцы! — улыбнулся он царевичам. — Если бы испугались мороков и хоть подались назад — они бы стали из духовных телесными, и тогда…

Трое подняли глаза к вершине кургана: не придется ли теперь сражаться с его трехликим хозяином? Но тот стоял безмолвно и неподвижно, будто идол из черного камня. Битва богов окончилась, и молнии уже не скрещивались над равниной. Куда-то скрылись и четыре крылатых демона. А богиня в красной одежде, взмахивая орлиными крыльями, летела к Черному кургану. Она опустилась на середине склона — по-прежнему огромного роста, с крыльями, но уже без вырастающих из тела змей — и приветливо улыбнулась своим защитникам:

— Спасибо вам, воины. Этот колдун не будет больше осквернять Свет и Огонь своими чарами и своей ложью. Вы, мальчики, конечно, ждете от хозяйки Золотого кургана сокровищ? Ваши клады еще откроются вам. Царские клады! И вы их получите, если всегда будете такими, как сейчас, — воинами Солнца и Грома. А это не всякому удается… — Золотой луч вышел из ее руки и ласково коснулся золотого оберега на груди у росича. — Я люблю этот амулет. Ваш волхв сделал его из другого, принадлежавшего моей жрице Роксагунде, царице апасиаков. Теперь ты снова доставишь его на восток — туда, где должно родиться великое царство. Пусть Амулет Солнца соединится, как два века назад, с Мечом Грозы. Для этого я избираю тебя! Остальное тебе скажет Братство Солнца. Твоя же доля огненного золота еще впереди. А мне пора — в мир, которого я не люблю, но который без меня будет еще хуже.

Князь и два царевича зачарованно глядели, как богиня тихо и плавно восходит на вершину кургана. Вот она подошла к черному великану, он обнял ее — словно пламя слилось с черным дымом погребального костра, — и они оба исчезли, будто утонули в черной насыпи. Только тогда погасла золотистая стена на валу.

— Я не знал, что Ацырухс в эту ночь уходит в подземный мир, — тихо произнес Инисмей.

— Зато мы, венеды, знаем. А еще знаем, что весной она вернется — Даждьбог ее оттуда вызволит, — сказал Ардагаст.