В нашем случае врач Н. руководствовался именно этим противоестественным для врача стремлением во что бы то ни стало сделать самому операцию. Предосторожности же старших товарищей относил к робости, желанию перестраховаться, тянуть время. Затяжка с операцией его раздражала. Он всё больше укреплялся в намерении доказать свою правоту.

Итак, во время своего дежурства, взяв в помощники студента 6-го курса, Н. стал делать операцию под местной анестезией.

Во время операции установил, что отросток запаян в какой-то конгломерат. Попытки выделить отросток ему не удались; он нервничал, кричал на своего ассистента, на сестру, на больного, который «дуется и не даёт оперировать», и под конец, видя, что ему не справиться с операцией, вызвал заведующую отделением. Та приготовилась, надела перчатки и, только коснулась конгломерата, сразу же сказала: «Здесь рак слепой кишки. Надо делать расширенную операцию — удалить половину толстого кишечника. Здесь нужен наркоз и хороший наркотизатор, нужен целый набор инструментов, которые не подготовлены, и их надо готовить и стерилизовать, здесь надо не менее 1–1,5 литра крови — они тоже не приготовлены. Нужен дополнительно хороший ассистент».

Заведующая отделением вызвала старшую операционную сестру, доцента и попросила приготовить все необходимое.

Приехав в клинику, доцент убедился, что над больным нависла смертельная опасность. С большим трудом ему удалось спасти человека.

Я потом много думал над поступком врача Н. Передо мной по-новому предстала вся линия его поведения. Он всегда отличался излишней самоуверенностью, опасной для хирурга категоричностью выводов и суждений, при этом на редкость ленив и малоспособен. Ложь в его характере развивалась от наличия у него этих двух противоположных качеств. Как говорят в народе: не мытьем, так катаньем, не трудом, так обманом.

У нас иногда наказывают не лжеца, а того, кто ему на слово поверил. Нет более порочного метода воспитания, чем этот. Человек обязан верить другому человеку, и тот, который не верит, сам должен рассматриваться как непорядочный человек. Но в то же время лжец всегда должен нести наказание за ложь, где бы и в каком бы виде она ни проявлялась. Справедливое общество нужно строить на полном доверии и в беспощадной борьбе с ложью.

Будучи во Вьетнаме, я был свидетелем такого забавного инцидента. Инженер из одной европейской страны, обращаясь к вьетнамцу Нгуен Ван Хо, сказал:

— Пойдите, пожалуйста, на стройку и проверьте, кончили ли там возить песок.

Вьетнамец пошел, но посреди дороги встретил рабочего стройки Го Хин Лина, который ему сказал, что песок возить кончили. Вернувшись, Нгуен доложил:

— Да, кончили, мне сказал Го.

— А вы сами проверили?

— Да, — отвечает Нгуен. — Проверил, мне Го сказал, что кончили.

— А вы сами видели?

— Нет, не видел.

— Тогда сходите и проверьте сами.

Нгуен был поражён. Среди них услышать от товарища о том, что сделано, не менее надёжно, чем увидеть самому, настолько невероятной для них казалась возможность неправды.

Бывая за границей и наблюдая за обычаями, я в некоторых странах заметил, что там очень часто в строго официальных, в том числе и денежных, документах верят на слово, сказанное даже по телефону.

В Хьюстоне мне был выдан именной чек на 500 долларов. В банке у меня попросили «идентефикешен», то есть удостоверение личности. Но мы, приехавшие из России, все свои документы оставляли в Нью-Йорке, в консульском отделе, так как внутри страны паспорта там никто не спрашивает. Я ответил, что у меня удостоверения личности нет. Менеджер задумался. Как же быть?

Я звоню секретарю профессора Де Бэки и говорю: «Вива! Мне деньги не дают, потому что у меня нет „идентефикешен“». Она сказала: «Дайте трубочку менеджеру». Тот взял трубку, и я слышу, как секретарша Де Бэки ему говорит:

— Это профессор, хирург из России, находится у нас в клинике при Бейлор-университете. Пожалуйста, выдайте ему деньги.

— Хорошо, — сказал менеджер и, не требуя от секретаря даже письменного заверения, по одному телефонному звонку выдал мне наличными 500 долларов.

В Америке, например, берут налог, исходя из тех данных, которые напишет сам клиент. При этом не требуется никаких документов. На чистом листе бумаги клиент пишет весь свой доход, а также тот расход, который не подлежит обложению. Например, на жену и на каждого ребёнка по 600 долларов в год, какую-то сумму на секретаря и другие расходы. После этого клиент подводит итог и ставит свою подпись. С указанной итоговой суммы и берётся налог.

— Но ведь вы можете какие-то доходы утаить и какие-то расходы написать зря.

— Да, конечно, и мне поверят. Но мы этого никогда не делаем. Почему? Если инспектор вздумает проверить правильность моих записей не только за этот год, но и за предыдущие годы и установит, что я какую-то сумму скрыл от налога и преувеличил необлагаемый расход, то с меня: 1) взыщут эту сумму, 2) взыщут проценты за всё это время, 3) наложат на меня большой штраф и 4) обязательно посадят в тюрьму.

Или, например, у профессора Рандала, онколога из Нью-Йорка, у которого я был гостем, украли машину. Она была застрахована. Он позвонил в страховую компанию, заявил о пропаже, и ему в тот же день выдали новую. Я спросил его: «Но ведь вы же могли сказать неправду?!»