Он направился в мою сторону. В руках у него была коричневая кожаная куртка, за плечом болтался рюкзак.

— Как она? Она меня звала? — хрипло спросил он.

— Пойдемте куда-нибудь, где мы сможем поговорить наедине, мистер Саймон.

По пути мы прошли мимо уборщика, вытиравшего пол. Дверь в кладовку была распахнута, и я сделала мысленную пометку: не забыть сказать об этом медсестрам.

— Зовите меня просто Даниэль. Скажите, как она себя чувствует?

— Неплохо, учитывая все обстоятельства. Ей сейчас тяжело, но мы делаем все, чтобы ей помочь. Здесь ей будет лучше всего.

— Там было столько крови…

Я сочувствовала ему, понимая, что он сейчас думает: «А если бы я вернулся на десять минут позже? Почему я ничего не заметил?» Родственники обычно делятся на две группы: те, кто винит себя, и те, кто винит пострадавших. Но всем нужно кого-то винить.

— Должно быть, тяжело было увидеть ее в таком состоянии, — сказала я. — Вам есть с кем поговорить? Могу предложить вам кого-нибудь.

Он покачал головой.

— Я в порядке. Главное, чтобы Хизер была в безопасности.

Я вспомнила о последних словах Хизер. Кто-то в самом деле преследует ее? Или Даниэль имеет в виду ее попытку самоубийства?

— Мы тоже к этому стремимся.

Я отперла дверь в кабинет и пригласила Даниэля присесть. Он опустился в кресло напротив. Можно было бы предположить, что в нашем отделении все должно быть оформлено в мягких, успокаивающих тонах, но розовые, синие и коричневые стулья стоят здесь еще с семидесятых годов. Края стола выщерблены, на стеллаже несколько одинаковых книг. Даже комната для посетителей — это всего лишь несколько стульев у лифта. Это старая больница, и финансирования не хватает. Но сюда приходят не за развлечениями.

— Она не говорила вам, почему… — Даниэль поперхнулся и втянул воздух. — Почему она пыталась покончить с собой?

— Без разрешения Хизер я не могу рассказывать вам, о чем она говорила. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.

— Да, конечно.

— Вы знали, насколько тяжело ее состояние?

Он с мрачным видом потер подбородок.

— С тех пор как мы потеряли ребенка, она отказывалась есть и не вставала. Почти перестала мыться. Я думал, что это естественная реакция и ей просто нужно время… Я все вспоминаю, какой молчаливой она была, когда я уходил. Я опаздывал на подработку и торопился. — Он покачал головой. — Если бы я остался дома…

Он был из тех, кто винит себя. Я наклонилась к нему.

— Вы не виноваты. Если бы вы остались дома тогда, она бы просто дождалась, пока вы уйдете в следующий раз. Люди с подобными проблемами всегда находят способ.

Он смотрел на меня, осмысливая, как я надеялась, услышанное, после чего снова помрачнел.

— Ее родители будут в ужасе.

— Они еще не знают?

— Они путешествуют на автомобиле по северным штатам. Я звонил, но телефон выключен. Она с ними давно не говорила.

— А ее друзья?

— Она отказывалась от всех приглашений, и они перестали звонить.

Выходит, Хизер отталкивала всех, кроме Даниэля. В этом нет ничего удивительного. Разрыв дружеских и семейных связей — классический симптом депрессии.

— Кто вы по профессии, Даниэль?

— Плотник.

Вот почему он такой загорелый и широкоплечий.

Он улыбнулся, разглядывая свои шероховатые ладони.

— Мы с Хизер из разных миров, но как только познакомились — сразу же почувствовали какую-то связь. У нас обоих такого никогда раньше не было, — добавил он и взглянул на меня, словно ожидая увидеть на моем лице недоверие.

Я ободряюще кивнула.

— Она незадолго до того рассталась с редкостным ублюдком. Мы с ней вместе гуляли и ходили на йогу. Ей от этого было легче.

Это была отличная идея. Физические нагрузки — одно из лучших природных лекарств от депрессии.

— Правильно ли я понимаю, что вы еще до брака заметили ее склонность к депрессии?

— Наверное. Она вечно заботится обо всех вокруг, так что сложно было понять. Иногда она вдруг затихала или начинала плакать, но отказывалась говорить, в чем дело. Она была очень счастлива, когда забеременела. Выбирала имя, покупала игрушки… — Голос его дрогнул. — Не знаю, что теперь делать с детской и всеми этими одежками…

Мне сразу вспомнилось, как Пол раскрасил детскую Лизы яркими ало-зелеными полосками — мы знали, что наш ребенок будет особенным, не таким, как все. Так и вышло, и меня это всегда восхищало, — пока она не решила, что и со мной ей не по пути.

— Давайте решать проблемы по мере поступления, — сказала я, обращаясь скорее к себе, чем к нему. — С этим вы разберетесь потом.

— Когда Хизер можно будет вернуться домой?

— Ее определили сюда специально, чтобы она была под наблюдением. Мы сможем отпустить ее только тогда, когда будем уверены, что она не причинит себе вреда.