Шрифт:
Так он по-прежнему использует болезни, чтобы манипулировать людьми! После смерти брата на девочек легко было повлиять подобным образом.
— Вы когда-нибудь рассказывали об этом родителям? — мягко спросила я.
— Пытались, но они нам не поверили. Сказали, что это честь, что он медитирует с нами.
В ее глазах снова появились слезы.
— Тамми, мне так жаль…
К сожалению, многие родители в подобных случаях не верят своим детям — особенно, если речь идет о члене их семьи или уважаемом в обществе человеке.
— Я понимаю, что они чокнулись из-за него и из-за смерти брата, но как можно не верить своему ребенку? — Она снова оглянулась на сына. — Если кто-то обидит Диллона, я его убью. После того как мы пошли в полицию, нас нашел Джозеф.
Так Джозеф жив! Мне хотелось расспросить, в каком он состоянии и какой пост занимает в центре, но Тамми уже отвечала на мой невысказанный вопрос:
— С ним что-то не так. Он всегда был жутким типом, но тут орал, говорил какие-то безумные вещи. Если мы не заберем свои заявления, Свет нас накажет… Мы боялись, что он что-то сделает, и сказали полицейским, что все это выдумали. Николь все равно испугалась, поэтому вернулась.
— А вы?
— К тому моменту я уже встретила мужа. Он как-то раз увидел Джозефа у моего дома и сказал, что если тот еще раз подойдет ко мне, то он его убьет. Больше Джозеф не появлялся.
Мне вспомнилось, как за нами приехал отец. Судя по всему, в центре давили на людей, пока на сцене не появлялись разгневанные мужья и отцы. Тогда они затихали.
В голосе Тамми звенела гордость — она радовалась тому, что у нее такой заботливый муж. Но потом она погрустнела:
— Так плохо, что мы не общаемся с Николь. Она была мне самым близким человеком.
Я сочувственно улыбнулась.
— Представляю, как вы по ней скучаете. Скажите, — добавила я после паузы, — вам приходилось видеть Аарона с другими девочками?
— Иногда он увлекался кем-то из новеньких и забывал о нас с Николь. Мы понимали, что происходит. Но самое странное, что я ревновала. Как будто чувствовала свою незначительность.
— Желание выделиться совершенно нормально. Это не значит, что вы хотели его сексуального внимания. Тут нечего стыдиться.
Тамми явно почувствовала облегчение.
— Мне иногда кажется, что Николь потому туда и вернулась. Ей хочется жить в коммуне, потому что там все это нормально, там такая жизнь не кажется странной. Здесь она чувствовала себя униженной и грязной.
Печально было думать, что ей одной приходилось справляться с такими чувствами.
— Некоторые с трудом приспосабливаются к новой обстановке — где никто не говорит им, что делать и что говорить. Особенно если рядом нет близких людей. Возможно, Николь вернулась туда еще и поэтому.
— Мне было тяжело. Помню, каким страшным был Джозеф. Мне даже снились кошмары, что он пришел за мной. До сих пор иногда снятся.
Она бросила взгляд на дверь, словно он слышал ее слова.
— Проявлял ли Джозеф агрессию? Или Аарон — например, если кто-то нарушал правила или хотел уехать?
— Насколько я помню — нет. — Она задумалась. — Советники просто совещались с Аароном, и он уводил этого человека.
— А кто такие советники?
— Старейшие члены коммуны, — пояснила она. — Они были кем-то вроде наставников и помогали нам справляться с проблемами. Иногда приказывали нам помогать другим. В основном, если кто-то сделал что-то не то на медитации — выпил воды перед ней или вышел в туалет в процессе, — нам запрещали с ним говорить.
— А кто-нибудь вообще пытался оттуда уехать? Как вам это удалось?
— Мы работали в магазине и подружились с городскими ребятами. Вообще нам было страшно, потому что когда кто-то уезжал, Аарон говорил, что с ними случались ужасные вещи — катастрофы, убийства, болезни. А те, кто возвращались, подтверждали, что в городе действительно тяжелее. У них не было денег, они не могли найти работу и снова начинали принимать наркотики. Они возвращались в жутком состоянии.
Она притихла.
— А если кто-то заболевал?
— Нам нельзя было принимать лекарства, но все курили марихуану. Об этом нельзя было говорить с теми, кто приезжал на семинары, только с постоянными членами. Аарон говорил, что посторонние нас не поймут.
Я кивнула, обдумывая услышанное.
— Вы рассказали все полицейским, его теперь арестуют? — спросила она.
— Его допросили, но пока не появятся другие свидетели, ему нельзя ничего предъявить.
Я объяснила, как полиция действует в таких случаях. Она была разочарована.