— Я подам на вас в суд, — донесся до меня твердый голос моей сестры.

— Это ваше право, — подавленно ответил тот, возвращая ей мои документы.

На сей раз она уселась за руль и уверенно тронулась.

— Что показали анализы? — осведомилась я.

— Хронический склероз, ящур и двухнедельную беременность тройней! — усмехнулась она.

— Ну а коньяк свой куда все же девала? Чокалась-то по-честному!

— Да в горшок цветочный сливала. У меня голова сегодня побаливает.

— Вот вредитель!

Домой мы вернулись глубокой ночью. После еще долго веселились, вспоминая эту историю. Хотя, по обоюдному согласию, решили никому о ней не рассказывать. Солидные дамы все же.

А вот теперь я вдруг рассказала ее Вадику, чем рассмешила его буквально до слез.

— Ну, вы и молодцы, девчонки! — радовался он за нас.

Вот так и прошел редкий солнечный день.

Мы валялись на своих белоснежных лежаках, потягивали холодное терпкое вино из провинции Шардоне, урожая двухтысячного года, смотрели в бескрайнюю морскую даль и покрывались золотистым загаром. Хорошо, однако!

Часам к четырем я засобиралась. Вадик совершенно не возражал и проводил меня до машины. Пока я возилась с сигнализацией, он невинно предложил:

— Оль! Давай завтра поужинаем где-нибудь?

— Мне завтра вечером детей на вокзале встречать, они с турбазы приедут.

При этом предполагалось, что про детей, их возраст и количественный состав Вадик, само собой, в курсе. Оттого он уточнять не стал и внес новое предложение:

— Тогда пообедаем.

У меня натурально опустились руки, я повернулась к Вадику и просто, так вот прямо в лоб, брякнула:

— Вадя, чего ты ко мне пристал?

Он заметно растерялся и как-то обиженно даже ответил:

— Так ты же мне нравишься.

Что мне было говорить? Нет, в целом я, конечно, не страшилка. Мужчинам нравлюсь. Но Вадик явно моложе меня, симпатичный, похоже, не бедный. Невысокий, правда, ну да бог с этим. Все при всем. И я — мишка на Севере, с хвостиком на голове и в линялых шортах. Ну да, я английский знаю, диссертацию пишу, рассказы всякие и вообще машину вожу неплохо. Потом, я еще готовить умею. Нет, положительного во мне немало. Но насколько важно это для Вадика? И опять же вряд ли он о моих достоинствах знает, я ведь ему почти ничего не рассказывала.

Я влезла в машину.

— Оль! Ну как? Завтра пересечемся? — Он сунул свою загорелую мордаху в мое окно.

— Позвони мне. Ладно? — сдалась я.

— Ага! — Он опять белозубо оскалился.

С тем и поехала. Вот счастье-то привалило! А что делать? Звякнула Валюшке. Оказалось — очень удачно, она как раз все свои делишки переделала. Зацепила ее на остановке.

— С пляжа?

— Ага. Валек, ко мне парень какой-то прицепился. Помнишь, за сотик мой заплатил и звонил потом? Вадик, короче, его зовут.

— Ну?

— Ну и все. Прицепился.

— Ты мысль ясно изложить можешь?

— Я изложила.

— Ага. Ну?

— Что «ну»?

— А ты?

— А я и не знаю. Сначала — маньяк, думала. Сейчас смотрю, вроде нет.

— Проблема-то в чем?

Я призадумалась. И правда — в чем? Прицепился и прицепился.

Валюшка головой покачала:

— Дураком ты у меня, Олик, растешь. Мешком из-за угла пуганной. Все нормально, жизнь идет. Нас любят, мы любим. Чего такого? А ты у нас вообще — красавица и умница.

Ну да, причем красавицы и умницы килограммов на пятнадцать больше, чем хотелось бы.

— Не знаю, Валек. Как-то просто так, на пляже привязался какой-то Вадик и теперь домогается.

— А какие тебе сложности нужны? Ты, по-моему, всю жизнь у мужиков интересом пользуешься.

— Да как-то отвыкла я уже от такого внимания.

— Здрасте. — Валюшка почти присвистнула. — А Валерка Сидорчук?

— Так он почти друг детства. Не считается.

— Хорошо, Игорь периодически проявляется, все целуетесь с ним. Правда, по телефону.

— Ну, это мы со студенческой скамьи так прикалываемся!

— Все равно, не отстает же! Вечно куда-то тебя вытянуть пытается. А Анатолий Сергеевич? Романсы тебе посвящает.

— Романтично, конечно, но он гораздо старше меня.

— Олик, ты, ей-богу, капризничаешь. Этот — молодой, этот — старый, этого — давно знаю, этот — на улице пристал. Одичала просто совсем.

— Сама одичала, — обиделась я. Тут мы и приехали.

Мамусик, конечно, уже была дома. Довольная и отмытая.