Отправляемые в Центр курьерами сведения старались зашифровать. Способы применялись различные. Например, использовались тексты Евангелия: «Последняя цифра каждого числа обозначает букву стиха, указанного предшествующими ей цифрами этого числа». Перевозились они на тонких листах папиросной бумаги, прятались в папиросных мундштуках{648}. Такие меры предосторожности были необходимыми, но не всегда к ним разведчики прибегали. Так, у задержанных предположительно в октябре 1918 года белогвардейцев чекисты обнаружили: «… сведения о броневиках и их местонахождении, о боевых типах советских полков, о наличии оружия в Арсенале и о складах снарядов», о передвижении воинских эшелонов, о численности воинских частей и т.д.{649}

Эффективность работы любой разведслужбы оценивается не по количеству засланных в тыл противника агентов, а по их способности добывать ценную для своей страны информацию. «Между тем в разведке… почти не срабатывает философский диалектический закон, согласно которому количество неизбежно перерастает в качество, — пишут исследователи С.В. Лекарев и А.Г. Шаваев. — Основной результат в разведке приносят агенты звезды, суперагенты, реализовавшие принцип стратегического агентурного проникновения на объекты заинтересованности разведки.

Существует закономерность прямой зависимости результативности деятельности разведки и контрразведки от наличия агентурных позиций в высшем военно-политическом руководстве иностранных государств и его окружении, а также в штаб-квартирах разведки и контрразведки. Говоря о суперагентах, мы подразумеваем прежде всего их сверхрезультативность в добывании разведывательной информации»{650}.

Вряд ли можно назвать суперагентами вышеупомянутых лиц в том смысле слова, который в него вкладывают С.В. Лекарев и А.Г. Шаваев. Были ли у А.И. Деникина «агенты-звезды», где и сколько работало белогвардейских агентов в советском тылу? На этот вопрос историческая наука вряд ли может дать исчерпывающий ответ. В многочисленных разведывательных сводках встречается лишь обезличенное словосочетание «по агентурным данным». Полными сведениями о своих негласных помощниках, проведенных в советском тылу операциях разведывательно-подрывного характера, владели начальники и оперативные работники спецслужб, но они сохранили в тайне совершенно секретные на тот период времени сведения, не предоставив возможности историкам более полно изучить деятельность белогвардейской разведки.

Зато современной исторической науке известно о связи белогвардейских разведорганов с антисоветскими подпольными организациями, действовавшими в столице и других городах России. Историк С.В. Волков разделил их на 4 типа: «1) “политические” организации различного толка с активным участием офицеров, 2) чисто офицерские организации “общебелогвардейского” характера, 3) вербовочные — для отправки офицеров и добровольцев в Белые армии, 4) организации, состоявшие главным образом из офицеров, мобилизованных в Красную армию и служащих в различных штабах и управлениях, связанные с белым командованием…»{651} В частности, «Национальный центр» был создан кадетами в Москве весной—летом 1918 года. Осенью руководство организации перебралось на Юг России, а часть ее членов осталось в столице.

Белогвардейское подполье занималось разработкой программ и различных законопроектов на случай смены власти, вербовкой и переправкой офицеров в белые армии, подготовкой вооруженного восстания с целью «ниспровержения диктатуры пролетариата», а также сбором разведывательной информации{652}.

Активное взаимодействие столичного подполья с деникинскими органами военного управления началось после поездки в Москву в марте 1919 года одного из руководителей деникинской разведки, полковника В.Д. Хартулари, который «был близок» к «Национальному центру», «Союзу возрождения» и «Совету общественных деятелей»{653}.

Как известно, антисоветскому подполью, на помощь которого рассчитывало военно-политическое руководство Белого Юга, не удалось реализовать свой основной план — поднять вооруженное восстание в Москве при подходе к столице деникинских армий. Его члены были своевременно выявлены и арестованы ВЧК. Ликвидация «Национального центра» и его военной организации — «Штаба добровольческой армии Московского района» — дали большевикам возможность говорить о широком заговоре контрреволюции против советской власти, арестовать более 1000 человек, из которых около 700 — по делу «Штаба Добровольческой армии Московского района»{654}, поводом дня массовых репрессий в отношении офицерства и интеллигенции.

Председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский 24 сентября 1919 года на Московской общегородской партийной конференции следующим образом сформулировал замысел центров: «Они надеялись захватить Москву хотя бы на несколько часов, завладеть радио и телеграфом, оповестить фронты о падении Советской власти и вызвать таким образом панику и разложение армии»{655}.

Оставшиеся на свободе руководители подполья на состоявшемся в январе 1920 года в Верхнем Волочке совещании приняли решение свернуть работу в Северной и Центральной России и перенести свою деятельность на юг, ближе к деникинским армиям{656}.

В отличие от советских историков и руководителей ВЧК, белоэмигранты и российские историки вовсе не склонны преувеличивать угрозу большевистскому режиму, исходившую от московского подполья.

Генерал Б.И. Казанович, проводивший от имени командования Добровольческой армии переговоры с «Правым центром», «Национальным центром», торгово-промышленными кругами, военными организациями и представителями французской миссии, писал следующее: «Все эти организации производили впечатление чего-то несерьезного: велись списки, распределялись роли на случай будущего восстания, но незаметно было особого желания перейти от слов к делу… Здесь мне пришлось столкнуться с одним из специфических продуктов революции — специалистами по организациям, смотревшим на это дело как на ремесло, дававшее хороший заработок»{657}.