Моя соседка, задевая меня локтем, трясущимися и будто несгибающимися руками уже застегивала на своей груди спасательный жилет. Я впервые обратил на нее внимание — она заняла свое место у прохода, когда я уже сидел на своем месте у окна, погрузившись в чтение. Странно, подумал я, что я не обратил на нее внимания раньше: я обычно всегда обращаю внимание на красивых женщин. Это происходит со мной, как наверное, и со многими мужчинами, буквально рефлекторно.

Она показалась мне весьма привлекательной: было ей лет двадцать восемь- тридцать, короткая стрижка открывала красивую, длинную, как на картинах Модильяни, шею, а иссиня темные, цвета вороного крыла волосы хорошо контрастировали с бледностью кожи. Незнакомка была явно напугана: ее милые пухлые губки были полуоткрыты, глаза выражали неприкрытый ужас. Она показалась мне в тот момент возбуждающе красивой! Я поймал себя на мысли, что даже в этот момент несомненной опасности, возможно, даже смертельной опасности, я обратил внимание на красоту Незнакомки, а само ее присутствие отодвинуло мой собственный страх на второй план.

Я повернулся к соседке и сказал: «Не беспокойтесь, леди, посадка на воду входит в одну из штатных аварийных операций и хорошо отработана. С самим самолетом все в порядке, просто у него почему-то заклинило шасси — они не выпускаются. Поэтому нас и трясло перед этим, как по ухабам: пилот пытался „вытряхнуть“ их из корпуса самолета. Не беспокойтесь, все будет хорошо!»

Я объяснял ей все так самоуверенно и с таким знанием дела, будто я каждый день приземлялся не на взлетно-посадочную полосу, а прямо в океан. Мои уверенные слова немного успокоили Незнакомку, и она даже мило улыбнулась мне в ответ. Вряд ли она, американка, поняла, что означает «трясет по ухабам» в моем неумелом переводе на английский, но тем не менее, я вселил в нее спокойствие и уверенность в успешности посадки. Однако это не привело к успешности ее попыток надеть спасательный жилет: она долго еще трудилась над тесемочками и зажимчиками. Я же был уже во всеоружии — жилет уверенно спирал мою грудь.

Тут корпус самолета содрогнулся, казалось, что он вот-вот развалится, Но он выдержал этот удар, за что получил тут же второй, третий… пятый… десятый… Тело кидало то вправо, то влево. Ремень безопасности с силой впивался в живот и грудь. Похоже было даже, что этот ремень превращался в дубинку, которой колотили по тебе со всего маху. Потом раздался какой-то скрежет и после него — страшный удар, будто самолет переломился надвое. Невольный страх парализовал мое тело, но я быстро взял себя в руки — «раньше смерти не умрешь!» Я уже столько раз бывал одной ногой «там», на том свете, что поневоле стал немного иронично-цинично относиться к экстремальным ситуациям. Но сейчас было не до иронии…

Но вот осталось лишь какое-то дребезжание: самолет терял скорость, видимо, плывя уже по воде, а сотрясения были обычными ударами волн о быстро движущийся предмет.

И вот по проходу начал уже вполне организованно продвигаться поток пассажиров по пути к запасным выходам, где героические стюардессы с хотя и заученными, но все же милыми улыбками, помогали людям прыгать в спасательные желоба.

Нужно сказать, что американцы — удивительный в этом отношении народ. Говорят, что когда 11 сентября те негодяи врезались в Нью-Йоркских «Близнецов», то достаточно большому числу людей даже с относительно верхних этажей удалось спастись именно потому, что все спускались по лестнице быстро, но без толчеи, и не стараясь обогнать друг друга.

А моя соседка, между тем, разделавшись с жилетом, теперь никак не могла расстегнуть замок своего ремня. Я увидел, что она впала в полное отчаяние. Я рискнул, даже не спрашивая ее, оказать ей помощь — времени терять больше было нельзя: пора было подумать и о себе — пока она не выйдет, и я не могу выбраться из ловушки, забаррикадированный ее телом… Я притянул Незнакомку к себе, почти обняв ее, левой рукой потянулся к ее правому бедру, нащупывая застежку ремня, которая почему-то оказалась там. Мое лицо приблизилось к ее груди, которая проглядывалось в разрезе довольно-таки смелого декольте… «Это ж надо, — подумал я, — в такой момент обращать внимание на это!»

Я почувствовал дурманящий аромат каких-то знакомых, как мне показалось, духов. Я вдохнул этот запах… Последнее, что я помню, это то, как я, пребывая в каком-то дурмане, уронил свое лицо в манящую ложбинку между грудей Незнакомки… Потом в глазах завращались какие-то муаровые узоры, внешние голоса стали тонуть в шуме, напоминающем шум прибоя… Сознание отлетело от меня, как наверное, отлетает душа от покойника…

Вдруг из темноты что-то стало проявляться… Я будто отходил от наркоза. Я лежал на чем-то твердом… И мне начинают припоминаться какие-то смутные детали. Ну, конечно, я отхожу от наркоза. Так было после операции на сердце…

Как и тогда, я почти явственно услышал два женских голоса, которые обсуждали, как поменять мне простыню, на которой я лежал на столе. А может, это было просто полубессознательное состояния, галлюцинация?.. Нет, я явно оживал… Видимо, я где-то в реанимации… Я открываю глаза и вижу два ангельских личика — самые первые лица, представшие предо мною после моего возвращения на нашу грешную землю оттуда, откуда возвращаются далеко не всегда. Одна из моих ангелов была белокура, а у второй волосы были светло-каштанового цвета. Обе были одеты в голубые блузки и такого же цвета брюки спортивного покроя. Конечно, это медсестры.

Когда-то это уже было… Де жа вю… Я опять впал в какую-то полудрему… Но нет, это не операция на сердце… Та операция была три года назад. Но видение продолжалось, и я смотрел его, узнавая деталь за деталью…

Одна из девушек моментально отреагировала на мои открывшиеся глаза и веселеньким голоском прощебетала: «Вы проснулись? Вот и прекрасно! Мы сейчас вам сменим простынку — вы пролежали на ней уже пять часов…» «Пять часов! — подумал я. — Так значит, я выжил!» Меня подхватили какие-то зубы, как у ковша экскаватора, и под гудение мотора я вознесся, наверное на полметра вверх. Неимовернейшая боль пронзила меня от макушки до пяток: ноги и голова у меня свисали с ковша, напрягая грудную клетку, которая была во время операции будто топором надвое расколота. Я едва не заорал благим матом, с трудом сдержавшись только благодаря присутствию двух ангелочков… Мужчина я или не мужчина, в конце концов!