Придя в себя, я поблагодарил купца за рассказ, и тот ушел на свое место, где был подвергнут атаке остальных, стремившихся узнать, чем интересовался новый эпарх.

Воспользовавшись тем, что я освободился ко мне вновь подошел Ратибор и сообщил, что с касогами, все обговорено и несколько табунов лошадей нам пригонят в ближайшие дни, надо только готовить денежки. Но выглядел он озабоченно:

– Знаешь, Глеб Владимирович, есть у меня дружинник один, в плену у касогов побывал, так он слышал сегодня, как смеялись они, говорили, что хорошая продажа получается, и деньги получат и лошадей вскоре вернут.

Сказав это, Ратибор вопросительно посмотрел на меня.

Я улыбнулся:

– Ратибор, я решаю эту проблему, вскорости, все узнаешь. Мы с ним подняли кубки, выпили вина, после чего он ушел к своим боярам, периодически кричавшим здравицы сыну Владимира Мономаха.

Я же сидел, расслабившись, вроде первые два дня пребывания в новой должности прошли с пользой, и я ничего не упустил, завтра меня ждал новый день и новые заботы.

Утром я начал свой день с выбора лошади. В конюшне дворца было десятка три коней, но для меня нужен был особый, который мог бы без особого труда носить своего семипудового хозяина, да еще и доспехи, в течение дня. Но, увы, мелковаты, оказались лошадки. Конюхи, глядя на мои старания, о чем-то шептались, я и так был злой, а их шепот злил меня еще больше.

– Вы о чем там шепчетесь?- крикнул я им,- хотите сказать, так говорите.

– Господин, усердно кланяясь, - начал старший конюх,- был у нас в конюшне один конь, отыскал его у касогов катафракт из этерии эпарха Николая, только вот справиться так и не смог с ним, и перед отъездом продал на живодерню. А там сейчас очень много лошадей. Может, очередь до него еще не дошла?

– Ну, так быстро туда отправь кого-нибудь, пусть скажет, чтобы не резали, пока не посмотрю, - уже спокойней проворчал я.

Мой предшественник спокойно пользовался паланкином, который таскали рабы. Мне же, сидеть в паланкине было совсем не по душе, да ратники и бояре меня бы не поняли. Это для греков я был представителем Василевса, а для киевлян я был сыном Владимира Мономаха, и должен быть воином. Но и пешком носиться по городу я не собирался. В моей прошлой, бурной, полной приключений жизни, я научился неплохо сидеть в седле, и если сейчас у меня появится конь, то дел я смогу сделать не в пример больше. Так, что в скором времени я, в сопровождении моей новой охраны, отправился в сторону живодерни. Это заведение располагалось за городом. Мы прошли по красивой улице между домами местной знати и крупных купцов внутри крепости, и вышли через боковые ворота, где я еще не бывал. Чистота сразу закончилась. Вдоль кирпичной крепостной стены было налеплено множество саманных построек бедноты, они строились практически вплотную друг к другу и даже в два этажа. Вокруг был жуткий срач, шум и гам. Я недовольно поморщился, и для себя решил, что с этими постройками надо будет разобраться. По мере того, как мы уходили дальше от крепости, постройки редели и вскоре начались виноградники, с длинными рядами лоз.

Приближение к живодерне, нельзя было не заметить, аромат цветущих трав и деревьев сменился неприятным запахом гниющего мяса, Началась она с нескольких огороженных выпасов, на которых медленно бродили десятки лошадей. По их виду было видно, что их доставили сюда не зря. Они из-за ограды безразлично смотрели на проходящих мимо людей.

– М-да,- лицезрение подобного зрелища наводило на неприятные мысли философского толка. От этих мыслей меня спас пожилой хозяин этого места упокоения животных. С виду он был касог, но заговорил со мной на хорошем греческом языке и раболепно извиваясь, предложил мне пройти туда, где находится интересующий меня конь.

Когда мы проходили мимо огромных чанов, где мокли кожи, от запаха меня чуть не вывернуло наизнанку.

– Да уж, не хотел бы я быть кожемякой,- подумалось мне.

Вскоре мы подошли к мощной бревенчатой ограде, за которой стоял огромный вороной жеребец, когда мы подошли, он с любопытством посмотрел на нас, возмущенно заржал и ускакал в дальний угол загона.

Касог, представившийся мне как Ахра, позвал кого-то и к нам мигом подскочил молодой парень с арканом. Он махнул им, как будто играя, и петля захлестнула шею коня. Тот дико ржал, вставал на дыбы, но человек был сильней и вскоре полузадушенный конь оказался около нас. Он приглушенно ржал и косил на нас испуганно-яростными темными глазами.

– Кирие Глеб,- нерешительно обратился ко мне Ахра,- позволю вам напомнить, что этот конь очень опасен, он вчера укусил моего раба за руку, а когда лекарь стал этому рабу отрезать кисть, тот помер.

Но я его почти не слушал, а смотрел на этого жеребца и уже мечтал, как буду гарцевать на таком красавце.

– Ахра, спросил я у хозяина,- ты вообще кормишь чем-то этих лошадей?

Тот удивленно посмотел на меня:

– Господин эпарх, а зачем, все равно больше двух-трех дней они у меня не живут.

– Ну, тогда быстро запарь большую репу,- приказал я ему. Ахра удивленно посмотрел на меня и продублировал кому-то мой приказ.

Жеребец тем временем пришел в себя и стоял около ограды, не делая попыток вырваться.

Через какое-то время один из работников принес большой горшок с пареной репой. Я надел латную перчатку одного из воинов и взял репу из еще кипящего горшка. Окружающие с недоумением смотрели на меня. Я перепрыгнул через ограду и подошел спереди к жеребцу, тот слегка подался назад. Взмах рукой с зажатой в перчатке горячей репой, и жеребец немедленно укусил ее. Раздалось дикое ржание, он мотал головой, раскрошенная репа прилипла в челюстях и продолжала обжигать слизистую.