Нам удалось выторговать меньше, чем мы рассчитывали. Мы должны были освободить всех пленников ниао. И я должен был отправиться вместе с Валландом заложником.

В обмен мы получали Брена и Гальмера и сохраняли отбитое нами оружие. Рорн явно был доволен.

— Он-то с нами и торговался, — заметил Валланд. — Айчуны о войне или политике ничего знать не могут. Вот они и тешат себя мыслью, что создали его как раз для этой цели.

Мы были лидерами, и без нас союз азкатов должен был вскоре распасться, и тогда оставшихся трех человек можно было бы захватить без труда. Естественно, Рорн выдал нам фальшивку, что в Прасио мы будем договариваться дальше, а мы, естественно, притворились, что приняли ее всерьез, не столько из-за логики, сколько уступая побуждению принимать желаемое за действительное.

Безоружные и нагруженные собственным снаряжением жизнеобеспечения и запасом свежей еды, мы прошли из хижины по коридору в сопровождении конвоя солдат, державшего ножи у нас под ребрами. Погода слегка прояснилась, хотя на горизонте уже громоздились черно-синие груды грозовых облаков и вспыхивали молнии.

Айчуны шли впереди. На суше они были грузными, неуклюжими и все же почему-то страшными. Нас провожала небольшая группа: Урдуга, Брен, Гальмер и горсточка азкатов. Они испуганно жались друг к другу. На фоне пустынного ландшафта наш лагерь казался совсем крохотным.

На берегу стояли каноэ и несколько долбленок Стаи. Рорн посмотрел на них тяжелым взглядом:

— Это все, что у вас есть?

— Да, — ответил я. — Конечно, сколько-то их где-то дрейфует без экипажей, и многие, наверное, в панике сбежали домой.

— Мы здорово будем перегружены.

Рорн заговорил со своими хозяевами. Над водой полетела беззвучная передача.

— Нам навстречу выйдет отряд из Прасио, и часть народу перейдет к ним. Но это займет много часов.

— А можно взять одну или две брошенные лодки, — предложил Валланд. — Надеюсь. Не хотелось бы сидеть, как сельди в бочке, тем более когда сельди такие волосатые.

Он глубоко вздохнул:

— Эхе-хе! Даже воздух в турецких банях покажется свежим после такого рейса с тобой в одной каюте.

— Тебя никто сюда силой не тащил, — сказал ему Рорн.

— А мне просто любопытно стало, понимаешь?

Каноэ были длинными и очень остойчивыми, даже после того как мы их заполнили от киля до борта. Конечно, перегрузка сильно снизила их скорость. Айчуны, для которых места было с избытком, могли легко уйти от своего сопровождения. Но мы держались вместе. Песня рулевых смешалась с шумом ветра, волн и отдаленных раскатов грома, весла ударили, и мы пошли через озеро. Последнее, что я видел на берегу, были освобожденные нами люди, молча стоящие среди камышей и смотревшие нам вслед.

Мы, три человека, оказались в одном каноэ. Я этого не ожидал, но Рорн хотел поговорить. Мы устроились поудобнее (насколько это было возможно) на носу, так что другие пассажиры лишь давили на нас с боков. Они не разговаривали и почти не двигались — только перевязать рану или смениться у весел. Их боги от них удалились, но они были ошеломлены всем случившимся. Когда мы миновали «Метеор», многие сделали знак от нечистой силы.

— Чего ты не взял омнисонор, Хьюг? — спросил Рорн.

— Я не в голосе, — буркнул Валланд.

— Он полезен для общения.

— Есть язык внешников.

— И тем не менее…

— Да черт бы тебя побрал! — взорвался Валланд. — Я на этом инструменте сложил песню для Мэри О’Мира, и ты думаешь, я стану его использовать для разговора с твоими вонючими хозяевами?

— Не надо эмоций, — сказал Рорн. — У айчунов не меньше прав на защиту своей культуры, чем у любого другого. Вы им и так много сделали вреда.

«Что ж, — подумал я, — мне жаль, что погиб старик Гиани. Он был вполне достойным субъектом — на свой лад».

— Мы не хотели никому вредить, — ответил Валланд. — Оставили бы нас в покое, ничего и не случилось бы.

— Да ну? А ваше влияние на дикарей? Вы планировали их организовать, дать им новую технику, новые понятия. А ведь они — враги. Они бы стали гораздо опаснее для ниао. И потом, как бы ни были хороши твои намерения, можешь ли ты гарантировать, что люди не придут в этот мир?

— Нет, — сказал Валланд, — и мне на это наплевать. В твоем рассуждении о самозащите культуры столько же смысла, сколько в бурчании живота. Конечно, каждый имеет право защищаться от нападения — что мы и делали. Но его право отгораживаться от новых идей происходит только от возможности это делать. Если это получается, хорошо. Это доказывает, что у него есть что-то получше, чем так называемые прогрессивные понятия. А если нет, то тем хуже для него.

— Другими словами, — подколол его Рорн, — сила есть право.

— Я этого не говорил. Всегда есть хорошие или дурные способы. И если кто-то не хочет играть в игру, он должен иметь право на выход. И только тогда его поддержат те, кто хочет остаться в игре.

Валланд начал снимать сапоги и рубашку.

— Святой Иуда, до чего жарко! Я бы не отказался от грозового душа прямо здесь.

— Айчуны были древней расой уже тогда, когда мы еще не стали млекопитающими, — сказал Рорн. — И ты посмеешь сказать, что ты мудрее их?