Шрифт:
— Что за черт!
Лоренцен побежал назад, карабкаясь по крутому склону, но Торнтон поспел раньше. Он ухватил ящерицу за шею, отбросил ее в сторону и раздавил башмаком. Все столпились вокруг Фернандеса. Геолог смотрел на них полными боли глазами.
— Холодно… — прошептал он по-испански.
Торнтон разрезал штанину, и они увидели разбухший красный след от укуса.
— Яд! Дайте мне аптечку первой помощи! — встревоженно вскрикнул марсианин.
Эвери отстранил его движением руки — психолог был хорошо знаком с медициной. Простерилизовав спиртом скальпель, он уверенным движением сделал глубокий разрез.
— Не могу дышать… — прохрипел Фернандес. — Божья матерь… Не могу… дышать…
Эвери наклонился, намереваясь прижаться ртом к ране, а затем выпрямился.
— Нет смысла высасывать, — мрачно произнес он. — Яд уже добрался до груди — посмотрите на эти пятна…
Рорване толпились позади землян, взволнованно глядя на умирающего. Похоже, они тоже были растеряны и не знали, что делать.
Глаза Фернандеса закатились, он дернулся и затих.
— Парализовало легкие, — сказал Кемаль. — Постараюсь сделать искусственное дыхание.
Он положил свои огромные руки уругвайцу на грудь, но Эвери остановил его.
— Бесполезно, — хрипло сказал он. — Пульса нет, сердце остановилось.
Лоренцен стоял, пораженный до глубины души. Впервые у него на глазах умер человек. В этой картине не было ничего величественного. Фернандес лежал в неудобной позе, лицо его посинело, маленькая струйка слюны все еще вытекала из уголка рта. Ветер взъерошил ему волосы. Смерть — непривлекательное зрелище.
Кемаль присел и достал из рюкзака рацию.
— Вызываю лагерь, — взволнованно сказал он. — Лагерь, вы слышите меня? Срочно высылайте флаер, Фернандеса нужно доставить в реанимационный отсек! Лагерь, лагерь…
— Бесполезно, я говорю, — прервал его Эвери. — Этот яд действует как синильная кислота. Он уже напитал всю кровь.
Они долго стояли молча вокруг тела погибшего товарища.
Кемаль вызвал Гамильтона и доложил о несчастном случае. Капитан выругался:
— Дьявол, до чего не повезло бедняге!
Ответ пришел в виде азбуки Морзе. Рорване никак не отреагировали на это, — быть может, они уже привыкли к тому, что люди так разговаривают со своим Богом.
— Спросите, что нам делать дальше, — сказал Эвери. — Рорване собираются продолжить путь, и я хочу идти вместе с ними.
— Похороните геолога и поставьте опознавательный знак, — ответил капитан. — Бессмысленно везти его в лагерь в таких обстоятельствах. Может быть, кто-нибудь из вас хочет вернуться? Я могу выслать флаер… Нет? Тогда идите дальше и, ради Бога, будьте осторожнее.
У землян не было лопат, поэтому прошло немало времени, прежде чем они выкопали могилу. Рорване помогли им, а затем натаскали груду обломков, из которых был сложен могильный холмик.
— Не скажете ли несколько слов? — растерянно спросил Эвери, обратившись к Торнтону.
— Я мало знал Фернандеса, — ответил марсианин. — Одно могу сказать: он придерживался иной, веры, чем я, и был хорошим человеком.
Все дружно согласились с этим и несколько минут постояли над могилой, склонив обнаженные головы.
«Вот прекрасный пример человеческого лицемерия, которое часто проявляется перед лицом смерти, — подумал Лоренцен. — Еще вчера Торнтон называл уругвайца ничтожным папистом, Кемаль проклинал его бездарную игру на гитаре, а фон Остен обзывал латиноамериканской собакой. Эвери как психолог обязан был гасить все эти вспышки злобы, но почему-то предпочитал не вмешиваться. Теперь они делают вид, что скорбят, — таковы у землян правила игры. Неужели рорване такие же лживые, неискренние существа? Они выглядят такими простыми и Явственными…»
Когда печальная церемония завершилась, было уже слишком поздно, чтобы отправляться дальше. Запылал костер, и все поужинали в тягостном молчании. Затем Эвери и Джугау отошли в сторону и начали свои лингвистические занятия. Фон Остен залез в спальный мешок и заснул, а Торнтон уселся поближе к костру и начал читать при его колеблющемся свете Библию. Рорване собрались в кучку и стали что-то тихо обсуждать.
За освещенным костром кругом была видна холмистая равнина, залитая светом луны. Ветер раскачивал кроны деревьев. Нередко слышались крики животных. Лоренцен подумал: «Никогда я не видел такой странной ночи, залитой светом сотен незнакомых созвездий. Душе бедного Фернандеса придется долго блуждать по Галактике, прежде чем она найдет успокоение там, на далекой Земле».
Кемаль подошел к нему и уселся рядом.
— Одного уже нет, — тихо сказал он, глядя застывшим взглядом на пламя костра. — Сколько еще погибнет?
— Гамильтон боялся именно этого, — ответил Лоренцен, поежившись от ночного холода. — Не землетрясений, чудовищ и коварных туземцев, а змей, болезнетворных микробов и ядовитых растений. И он оказался прав.
— Эта ящерица… с цианидом в зубастой пасти… какой же у нее должен быть метаболизм? — поежился Кемаль. — У нее, вероятно, совсем иная кровь, чем у нас. Чужой мир, чужой мир…