Я кивнул. Да уж, высоконаучные медицинские термины обывательским языком? Как не понять! Язык этот изначально предназначен для уличных бродяжек, чтобы те понимали, о чем речь, и за годы работы сеньоры не мог не сформироваться, обретя четкие формы.

– Ходи. Ешь. Пей. Общайся. Никакого алкоголя, но последний тебе, кажется, и так запрещен. Как можно больше общайся, нагружай мозг информацией. Но не научной, книжной, той ты лишь усугубишь, а легкой, обывательской, повседневной. Не напрягающей мозги. Помоги системе найти точку равновесия, Хуан. Пока это все, что я могу порекомендовать.

Она собралась входить, но я окликнул:

– Это долго продлится?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Скорее всего, несколько дней. Максимум неделя.

– Неделя?! – воскликнул я, но сеньора не стала повторяться. Развернулась и вышла.

– Тебе же сказали, это по максимуму. Скорее всего, меньше, – довольно усмехнулась стоящая рядом Катарина. – По крайней мере, с тобой ничего серьезного, и это радует.

– Это по-твоему "ничего серьезного"? – не мог не пробурчать я, все-таки отдавая себе отчет, что она права – да, ничего серьезного. Подстрой нервной системы и ее необратимые деструктивные изменения – разные вещи.

Катарина в ответ лишь усмехнулась и поднесла браслет к губам:

– Можете заходить.

Гермозатвор поднялся, в каюту вошли девчонки, все пятеро.

– Значит так, слушайте сюда…

Далее она поведала о рекомендациях сеньоры Рамирес, но отдала их в виде приказа. Которого нельзя ослушаться и который невозможно игнорировать.

– Одного его не оставлять, – подвела она итог. – Постоянно болтайте с ним, что-нибудь рассказывайте или спрашивайте. Его мозг должен работать, и эту работу вы должны ему обеспечить. Все ясно?

Мои напарницы угрюмо кивнули.

– Выполняйте.

Первой по жребию "ублажать" меня выпало Пауле. Впрочем, мне кажется, девчонки схитрили, и жребий в руках у красноволосой оказался не так уж случайно. Однако, она была не против.

В чем интрига? Да в том, что они меня до сих пор боялись, все вчетвером. Кроме огненного демона, пришедшей, как и я, с "воли", гораздо позже тринадцати лет, и не боящейся мальчиков в принципе – привыкла к ним в ТОЙ жизни. Приютские же держали дистанцию, как бы показывая, что хотят общаться, но пока в раздумьях. Даже Маркиза, подобная своим спокойствием и уравновешенностью королевскому питону, держала между нами высокую стену, тесно общаясь только на занятиях, и только по делу.

Паула же в общении не боялась и не стеснялась совершенно ничего. Но при этом она была единственной, кто стеснялся разгуливать нагишом, и единственной кто отворачивалась, когда мимо нагишом пробегал я.

– Итак, чем же тебе засирать мозги? – улыбнулась она, садясь напротив.

– "Засирать"? – потянул я. – Для аристократки у тебя слишком богатый лексикон нецензурных и околоцензурных слов. Может, об этом?

Она улыбнулась.

– Этого я нахваталась уже здесь. В пику тому, чему меня учили ТАМ.

– А чему учили ТАМ? – улыбнулся я. Кажется, разговор пошел.

– Быть "благовоспитанной сеньоритой" – перекривила она чей-то голос и рассмеялась. – "Достойной представительницей своей семьи". Меня всегда учили, что плебеи говорят, как плебеи, а высшее общество, как высшее общество, – продолжила она. – На то оно и высшее. Мы не можем позволить себе говорить, как они, потому, что мы не грязные нищие оборванцы. Ну, и в таком духе.

– "Истиный кабальеро – это человек, который назовет кошку кошкой, даже если он споткнулся о нее и упал"? – процитировал я древнюю истину. Она засмеялась.

– В общем, да. "Мы не такие, как все" – это один из столпов, на котором держится философия аристократии. Философия того, что они – избранные, сверхлюди. Что даже какают не так, как остальные.

– Арахисом в шоколаде? – рассмеялся я.

– Вроде того. – Паула кивнула. – А здесь со мной были обычные нормальные девчонки, которые в сто, в тысячу раз лучше тех заносчивых самовлюбленных стерв, с которыми приходилось общаться там! И я пыталась походить на них, на девчонок, пыталась влиться в их ряды. В том числе, изменив лексикон.

– Но это еще не все, – заметил я, видя, что она опустила глаза. – Ты делала это не только, чтоб стать "своей". Ты мстила. Так?

Она обреченно кивнула.

– Я была под замком, Хуан. Много лет. Меня унижали те, кто "какает арахисом", а я даже не могла сбежать. Мне есть за что мстить! – повысила она голос. – Пусть даже таким детским образом.

Я покачал головой. Какие бы словечки она в лексикон не добавила, что бы она ни делала, она всегда будет аристократкой. Не такой, как остальные. Но пока ей этого не понять.