— Как ты мог его проглядеть? — допрашивал его Ян Вермер, когда они оба стояли в камере над бездыханным телом.

Ван Хален, плохо соображая от недосыпа, таращил на начальника слипающиеся глаза и молчал.

— Я тебя спрашиваю, кретин! — повысил тот голос.

Ван Хален понял, что нужно что-то говорить в свое оправдание, иначе он будет выглядеть полным идиотом. «Черт, — подумал он, — если бы не эта Агнесса в телефоне, я мог бы все заметить вовремя!» Но рассказать Вермеру про нее было нельзя. Он хоть и друг, но не поймет.

— Уснул, — брякнул он первое, что пришло в голову.

— Уснул? — взвился Вермер. — Ты, байстрюк негритянский, должен спать дома! У тебя ночная смена, какого хрена ты уснул?

Ван Хален вскинулся. Давно его так никто не называл. В его жилах действительно на четверть текла негритянская кровь. Он был смуглым и черноволосым, но чувствовал себя европейцем, потому что родился в Голландии и имел гражданство этой страны. Таких обид он обычно никому не спускал, но тут — особый случай. Он взял себя в руки.

— Дома не получилось, — соврал он. — Подруга заболела, пришлось вызывать врача, а потом ехать с ней в больницу.

Его подташнивало от страха потерять работу.

— Так это ты ей звонил? — спросил начальник.

Ван Хален вытер пот со лба и кивнул.

— Все хорошо? — ласково спросил Вермер.

Ван Хален не уловил приближения бури в его голосе.

— Да, хорошо. — Он глуповато улыбнулся.

— А заключенного ты прозевал, твою мать! — вдруг снова взвился начальник. — Уж лучше бы твоя подруга окочурилась!

— Не говори так! — обиделся охранник.

— А как о ней говорить? Да о ней бы и жалеть никто не стал, кроме тебя. А он был президентом. — Вермер кивнул на тело заключенного.

— Я этого не хотел.

Вермер пропустил его слова мимо ушей.

— Я вообще удивляюсь, что ты до сих пор здесь, — продолжал он, — а не собираешь собачье дерьмо на улице вместе со своими собратьями.

У Ван Халена заиграли желваки на скулах, но он опять сдержался.

— Ты представляешь, что сейчас начнется? — нажимал Вермер.

Ван Хален понурил голову и уныло кивнул.

— Это может стоить работы даже мне, а уж тебе — наверняка!

Ван Хален почувствовал противную слабость в коленях.

— Так я же… — стал он оправдываться. — Я с первого дня трибунала работаю и ни одного замечания…

Вермер презрительно скривился:

— Это ты не мне рассказывай. Были у тебя замечания, и не одно. Но теперь дело гораздо серьезнее.

Теперь пахнет международным скандалом, и я покрывать тебя не стану!

Горло у Ван Халена вдруг пересохло, и он долго откашливался.

— Не надо покрывать, — пролепетал он. — Ты только не подставляй.

— Это ты меня подставил, твою мать! И зачем только я протащил тебя на эту работу?

Вермера вдруг осенило. Он хлопнул себя ладонью по лбу.

— Слушай, а ты не нарочно ли это сделал? — спросил он.

— Что именно?

— Не вызвал к нему врача. Ведь у тебя были с ним какие-то трения? Ты его всегда недолюбливал, ведь так?

Ван Хален сглотнул слюну.

— Нет, — слабо возразил он.

— Да! — воскликнул Вермер. — Ты мне сам говорил! Теперь я понимаю, как все было, — развивал свою мысль Вермер. — Его прихватил приступ, а ты просто сидел и смотрел. Ты дал ему умереть!

Ван Хален от возмущения на несколько секунд потерял дар речи. Он понял, что нужно срочно осадить Вермера, иначе тот сделает его в этой истории крайним.

Он с ненавистью посмотрел на приятеля.

— Кажется мне, — начал он, — что тут не только во мне дело. Ведь он, — Ван Хален кивнул на тело, — уже давно жаловался на здоровье, разве нет? Что же вы не отпустили его на лечение, а держали здесь до последнего? Ждали, когда он сам умрет? Нечего на меня все валить и сочинять чего не было.

— Молчи, дурак! — зашипел Вермер. — Что ты в этом понимаешь? Это не твоего скудного ума дело. Брякни об этом хоть слово — и завтра же окажешься на улице, я тебе гарантирую. Пойдешь с черномазыми наркотой торговать.

Ван Хален опять сник под его яростным взглядом и замолчал.

— В общем, так, — резюмировал Вермер, — будут спрашивать — все отрицай: не видел, не заметил, не догадался. Разыгрывай из себя дебила. Впрочем, тебе для этого и стараться особо не нужно, у тебя все должно отлично получиться, — мстительно ухмыльнулся он.