— Пойду на поезд… Сколько с меня? — спросил я буфетчицу. От мелких бумажек сдачи с Мерцаловской ассигнации у меня распух карман. И я считал, что имею право тратить эти деньги, раз остался бесприютным по вине воспитателя. Тетушка сказала:

— Да Господь с тобой… Удачи тебе, голубчик. Если с поездом не получится, приходи сюда, устрою ночевать…

Я третий раз сказал доброй тетушке спасибо и пошел на вокзал. Сперва через рынок, потом по Магистральной улице — пыльной, без всякой зелени (только в щелях асфальта росли подорожники). Магистральная почему-то вывела меня не к вокзалу, а на другую улицу. Здесь было зелено, зацветали вдоль тротуаров большие тополя. Я завертел головой: где вокзал-то?

Оказалось, он чуть в стороне. И… какой-то незнакомый. Я не очень разглядывал вокзальное здание, когда мы уходили к реке, но помнилось все же, что оно серое. А это кирпичное. Поверху — фигурные башенки с жестяными паровозиками на шпилях…

Может, вокзал только с улицы такой, а со стороны перрона — тот, что я запомнил? Я обошел длинный кирпичный дом, пролез в дыру между прутьями высокой решетки, оказался на платформе. Совсем пустой, кстати. Встал опять лицом к фасаду. Он был и правда серый, но не с полукруглыми окнами, как раньше, а с узкими, прямоугольными. И надпись под крышей была другая. Не НОВО-ЗАТОРСК, а ИНСК-I.

Конечно, я заморгал. Значит, и правда я вышел к другому вокзалу. Но прежний, Ново-Заторский, должен быть где-то рядом! Не мог же я промахнуться на несколько километров!.. Однако никаких крупных зданий рядом больше не было, только белый домик с фигурками дамы и джентльмена. Я невольно хихикнул — вспомнил арбуз и «хулигана» Толю. И… почему-то успокоился. То есть перестал удивляться. Начал разглядывать составы на рельсах. Они все были товарные. Но вдруг я увидел и наш поезд! С разномастными вагонами, в том числе и с моей стекляшкой! Только стоял он теперь не у платформы, а за краем перрона, в стороне, где торчала красная водонапорная башня… Нет, он не стоял, он двигался. Уходил, выгибаясь на плавном повороте. И не так уж медленно. Я сразу понял, что не догоню. И плюнул с досады.

— Ты чего, молодой человек, плюешь на служебную территорию? — услышал я густой и печальный голос.

Рядом стоял здоровенный мужик, похожий на главного запорожца с картины Репина (ну, знаете, где они пишут письмо султану). Только не в папахе, не в кафтане, а в кителе и красной фуражке. Выглядел он добродушно, и я сказал без опаски:

— Плююсь, потому что мой поезд ушел. Вон тот. А я не успел… Мне в Горнозабойск надо… — И добавил на всякий случай: — У меня там бабушка…

— А зачем тебе было успевать на него, если пошел он, родимый, не в Горнозабойск, а прямо в депо на расформировку, — грустно сообщил «запорожец» (видать, дежурный по станции). — Всех пассажиров рассадили кого куда… А ты где гулял?

— Я не знал… — буркнул я. Потом спросил: — А когда еще будет поезд в Горнозабойск? — Вспомнил про мерцаловские деньги: может, хватит на билет?

Дежурный ответил с прежней печалью, но и будто с удовольствием:

— А вообще уже не будет. Никогда.

— Почему?!

— А потому… Для Инска такая дорога нерентабельна. Понимаешь это слово?..

— Понимаю… А для Ново-Заторска? — почему-то вырвалось у меня.

Он посмотрел внимательно.

— А это, дорогой мой, их проблемы. Пусть выкручиваются… Что будешь делать-то?

— Что… домой вернусь… — сумрачно схитрил я. — Чтобы он не вздумал заводить разговор про детскую комнату.

— А вот это правильно! — оживился дежурный-запорожец. — Дома оно надежнее, от вокзалов в нынешние дни лучше держаться подальше, так оно благополучнее…

И я пошел с непонятного Инского вокзала. Неизвестно куда… Вот если бы по правде домой! Как нормальный пацан. Как… те ребятишки, с которыми ел арбуз… Они почему-то вспоминались то и дело. Девочка в плетеной бейсболке, Толя в бумажной треуголке из «Почтовой ромашки»… Почему «почтовая», понятно. А почему «ромашка»? Странное все же название для газеты…

«Газеты…»

Я тормознул.

Я… меня будто вспышкой фонарика озарила догадка. О том, что делать!

Вот ведь как случайные события поворачивают судьбу! Не запнись я на берегу, не раскокал бы арбуз. И не познакомился бы с теми ребятишками. Не увидел бы газетную «шапку-ромашку». И не подумал бы сейчас про газету!..

Вот куда надо идти!

Там — люди, которые помогут!.. Наверно, не все они такие, но ведь часто слышишь, как журналисты вмешиваются во всякие несправедливости… Говорят, и Михаила Гаврилыча, директора нашего дома-интерната, пытались выручить из беды… И солдат, которые бегут от издевательств в казармах, берут под защиту… И за студентов, которых внутренняя гвардия Регента разгоняет дубинками, заступаются… И за беспризорников, которых гнобят в спецприемниках…

Я приду и скажу: «Помогите. Потому что меня запутали, замотали, обвиняют непонятно в чем!.. И потому, что мой отец тоже был корреспондент…»

Ну, по правде, он был, наверно, не совсем корреспондент, не газетчик. Он заведовал отделом научных обозрений в журнале «Академия для всех». Но ведь в журнале же! Значит, журналист!

Я слышал как-то по телевизору умные слова: корпоративная солидарность. Сразу и не выговоришь, но смысл понятный. Свои должны защищать своих. Особенно, если они за справедливость!