— А че-е-е-ерт! — закричал Рикардо и, не выпуская из рук кота, кинулся к окну, под которым скромно стоял горшок, заполненный доверху битым стеклом.

Топо под довольную улыбку Мокея опорожнил сосуд на стол. Выпала голубая шелковая тряпочка, развязав которую Топо явил публике гору сверкающих бриллиантов.

— Видишь, не такой ты уже и бедный, — обрадовался Джанкарло.

— Вот только меня один вопрос мучает с того самого момента, как я эту тряпицу увидал. Откуда она? — спросил Мокей, поднимая за уголок голубой шелк с узором по краю.

— Странный вопрос, — удивился Джанкарло. — Это пеленка, в которую был завернут Андреа, когда его нашли много лет назад. Тебя что-то смущает?

— Да уж… удивительно увидеть здесь, за столько миль от моей родины, вышивку. Родную, русскую. Со снежинками, петушками и еловыми лапками. — Мокей показал на элементы вышивки. — И еще сундук тот… Он что, тоже из России?

— Да откуда мне знать? — воскликнул аббат. — Он был в шлюпке, в которой лежал младенец, запеленатый в эту ткань. И эти камни, и золото — это то, что было в сундуке.

— А вот олень на крышке сундука… там крышка была потрепанная, и не все сохранилось. Шея оленя должна быть пронзена стрелой, — сказал Мокей.

— Что значит должна? — удивился Андреа. Остальные, кто находился в каюте, затихли.

— Время стерло мелкие детали, вырезанные на дереве. Это герб князя Чикова, которому я служил когда-то. — Тут Мокей замолк. — Пока все не кончилось тем, чем кончилось. — За светлую память князя. — Мокей молниеносно наполнил стаканы и поднял свой. — Не чокаясь!

— Наш царь, Алексей Михайлович, был человек высокообразованный и набожный, — начал Мокей длинный рассказ. — Сделал для России много, очень много. Царство ему небесное. Так вот, — продолжил Мокей, — давно это было. Отправил царь посольство в Англию в 1662 году. И был посол поражен тем, как морское дело в Европе развито. Он уже и в Курляндии хотел дело это организовать в пользу России. Но канцлер тамошний сказал, что надо в России близ Астрахани свои верфи строить. Не знаю я, почему так вышло, но посол решил за свои деньги купить корабли. Чтобы потом в Россию на них прийти и показать царю, мол, как надо морское дело развивать. И построил два галеона и команду русскую привез и обучил. А хотел он, посол, пройти через Черное море в Днепр, прорваться через басурман и дойти до Киева. Но не вышло. Исчез в море корабль, на котором посол был. А второй галеон…

Мокей замолчал и задумался.

— Что второй галеон? — Андреа слушал как завороженный. — Что с ним?

— А ничего. Напали на нас пираты в Тирренском море. Я спасся чудом, на обломке три дня на волнах болтался, пока не подобрали рыбаки. Ну а потом… Не обо мне речь. Послом был князь Чиков Василий Игнатьевич. И забрала пучина и его, и супругу его Елизавету Матвеевну, и младенца. А вот видать, что младенец-то и выжил. — Мокей посмотрел на Андреа, и на глазах его появились слезы.

— Ты знал моего отца? И мать? — Голос Андреа дрогнул. Он был готов ко всему, но только не к тому, что человек, знавший тайну его происхождения, все это время находился рядом.

— Кто знает, ты ли тот карапуз, которого я и видел-то всего раз, когда крестил его отец Амвросий, но статью ты точно похож на князя, — ответил Мокей.

— Да… странные пути избирает Господь, дабы испытать нас, — произнес Марео. — И крещен ты был, видно, два раза. Но для Господа нашего важны дела, а не ритуалы.

— Вы слишком прогрессивны для аббата. — Травалини произнес эту фразу скорее одобрительно, чем критично.

— Всем нам по делам воздастся, а не по словам. — Аббат перекрестился. — Но история твоя, Мокей, поистине удивительна. Ты не только сберег для Андреа его состояние, но и сохранил историю его происхождения. При следующей аудиенции у папы я сообщу ему об этом в подробностях. Я думаю, наш капитан достоин того, чтобы его титул был восстановлен.

— Ну, что, князь, по последней? — Топо, который никак не ожидал, что его лучший друг окажется столь благородных кровей, решил проверить, не изменятся ли их отношения после такого поворота.

— Не смей фамильярничать, смерд! — закричал Андреа. — И стоять в присутствии князя!

В каюте повисла тягостная тишина. А Андреа взял со стола огурец, запустил его в Топо и, попав, зашелся в заразительном смехе.

— Что, испугался? То-то же! Я не бастард! И это главное. И теперь у меня есть фамилия! И я знаю, откуда я! Я Андреа Чиков!

Топо, который на мгновение и вправду испугался за разум своего друга, обнял Андреа, и через секунду к дружеским объятиям присоединились остальные. Получилась куча мала.

— Знал бы я это тогда, в Саутгемптоне, я бы не молчал перед той девочкой, — сказал Андреа после того, как толкотня окончилась.

— А ты все не можешь ее забыть? А имени, наверное, и не знаешь или не помнишь? — Топо уже знал о многолетних душевных страданиях, скорее придуманных, чем реальных, связанных с романтической, восторженной любовью Андреа, но не говорил с ним об этом. — Бери пример с меня! Моя Анна реальна, и ей наплевать на титулы.