Шрифт:
— Сейчас одиннадцать часов утра, — констатировала хозяйка. — Предлагаю выработать дальнейшую программу.
— Программу чего? — уточнила Василиса, которая чувствовала себя гораздо лучше и была готова к дальнейшим приключениям.
— Программу развлечения на день, а если повезёт, то и на ночь тоже.
— Я так понимаю, для твоего мужа в этой программе места нет?
— Угадала. Я думаю, у моего дражайшего супруга наступает полоса воздержания.
— Почему? — удивилась Василиса. — Я ему, кроме груди, ещё куда-то пяткой попала?
— Нет! — засмеялась Эльвира. — Просто с залепленной пластырем задницей он не то, что к любовнице, к проститутке поехать постесняется! Я его хорошо знаю.
— Я вижу, его супружеская верность тебя не больно волнует.
— О чём ты говоришь! Какая верность? Наша семья никогда не была образцом благодетели, а наше супружеское ложе помнит не одну ночь групповой любви. Если припомнить всё, что здесь творилось, Калигула просто отдыхает!
— А у тебя сегодня есть кто-то на примете? Я имею в виду не партнёра для любовных утех, а мужчину, интересного во всех отношениях?
— Ты как-то двусмысленно сформулировала вопрос! — улыбнулась Сатти. — Не смущайся, я тебя поняла правильно. Есть у меня знакомый супермен из ФСБ, только чур в него не влюбляться!
— Это твой любовник?
— Любовник, но не только мой! К сожалению, Кантемир напоминает мне кота, который гуляет сам по себе. Он не привязывается ни к одной из женщин, хотя женщины его обожают, да ты и сама это скоро поймёшь.
— Чего там понимать? Тоже мне — бином Ньютона: ловелас — он и есть ловелас! Ты же сама вчера говорила, что мужики все до одного кобели.
— Говорила, не спорю, но с Кантемиром это как-то не вяжется. Он не ищет любовных приключений, и обладать женщиной для него не является самоцелью. Он, конечно, не монах, но и не бабник. Для него общение с прекрасным полом — это часть жизни, и он воспринимает её такой, какой она есть.
— Это какой такой Кантемир? — прикинулась Василиса дурочкой. — Не тот ли самый, с которым тебя видели в клубе?
— В клубе? Может быть, хотя мы с ним встречались, в основном, у него дома. Хочешь, я ему сейчас позвоню?
— А это удобно?
— Не парься! Мы же не на групповуху собираемся. Так, просто посидим, немного выпьем за нечаянное знакомство, поболтаем, короче — приятно проведём время!
— А если он мне понравится? — с невинным видом промурлыкала гостья.
— В этом-то я как раз и не сомневаюсь, — холодно ответила Эльвира. — Но запомни, подруга — это будет безответная любовь. Ещё ни одной женщине не удалось его приручить, и ты даже не пытайся. Ну так как? Звонить?
— Звони! — решилась Василиса, не веря своей удаче. — Звони, а что из этого получится, видно будет.
Глава 12
19 час 20 мин 18 октября 20** года.
г. Москва, Волгоградский проспект
Телефонный звонок застал Василий Васильевича в прихожей. Торопливо скинув пальто, профессор схватил телефонную трубку и прокричал: «Слушаю Вас». Василий Васильевич ожидал звонка от супруги, которая после похорон своей матери Октябрины Олеговны, находилась в клинике на лечении. Однако в трубке раздался голос молодого мужчины, который вежливо осведомился, может ли он поговорить с профессором Штуцем.
— Я слушаю Вас, — повторил профессор, немного разочарованный тем, что звонила не жена.
— Моя фамилия Платонов, — представился невидимый собеседник. — Я аспирант из Новосибирска. Сейчас я возвращаюсь домой из научной командировки в Испанию. Скажите, Василий Васильевич, Вам что-то известно о существовании так называемого «второго» завещания Троцкого?
— Второго завещания Троцкого? — удивился профессор. — Простите молодой человек, но это бред! Никакого второго завещания не существует. Лев Троцкий после покушения прожил ещё двое суток и всё время был в сознании, поэтому историкам доподлинно известно, какие документы и кому он диктовал.
— Я раньше тоже так считал! — радостно подтвердил аспирант. — Однако в Испании мне случайно попал в руки документ, который проливает свет на некоторые малоизученные стороны его жизни. Возможно, этот документ и не является в полном смысле политическим завещанием, но заслуживает пристального изучения. Мне Вас рекомендовали, как крупнейшего специалиста периода «военного коммунизма», поэтому я хотел бы получить у Вас консультацию.
— Документ у Вас? — с подозрением спросил Штуц.
— К сожалению, профессор, у меня на руках только ксерокопия документа. Вы же понимаете, что подлинник мне никто бы не разрешил вывезти из страны.