Затяжной переход с изнуряющими схватками с неуловимым противником показал всю полководческую слабость императора. Да и чем он был велик в прежних сражениях? Каким гением? Не был он великим полководцем. Ныне я твердо убежден, что вся его тактика заключалась в том, что он бросал в огонь сражений полк за полком, как поленья в пылающий очаг. Он не был мудр, подобно Кутузову, расчетлив, подобно Барклаю. И партизанская война в Испании ничему его не научила. Я был рядом с ним, когда он ждал ключей от Москвы. Он хорошо держался, но взор его был потухший. Полагаю, что уже в тот момент он ясно осознавал, что ждет его бесчестье вместо славы, поругание вместо поклонения…

Да, господа будущие завоеватели России, воевать с ней нужно совсем иным путем. Не силой, но хитростью и коварством. И надо заметить, что ни один народ, кроме русского, так не предан своей земле. И еще надобно заметить: свой угнетатель русскому народу, который есть раб, сто крат милее и терпимее чужого. Русский человек от своего господина веками терпел и веками будет терпеть все отпущенные от него беды, унижения, жестокости. От чужого же, кто бы он ни был, не потерпит и самой малости.

Наивно полагал император, что, вступив в пределы крепостнической страны, он встретит ликующие толпы освобожденных нами от рабства крестьян. Они встретили освободителя вилами в живот, дубиной по черепу. (От себя заметим, что не только великий Наполеон в этом заблуждался. Гитлер тоже рассчитывал, начиная войну, что русский народ тотчас же восстанет против советской власти и ее олицетворения — Иосифа Сталина…)

Пишу эти заметки в надежде, что станут они полезны будущим завоевателям России, которые понесут на ее необозримые, девственные и богатые земли, ее темным народам европейское просвещение, европейскую культуру и свободу. Повергнуть ее можно, только разложив.

Сказанное умному достаточно.

Бывший офицер Великой армии, бывший солдат Великого императора Жан-Огюст Гранжье» [1] .

Князь Алексей Щербатов к своим юным годам успел окончить Кадетский корпус и вступить в гусарский полк. Успел совратить бойкую маменькину горничную (маменька, хоть и сама против папеньки была грешна, отхлестала ее по щекам, но простила); соблазнил также кокетливую мадмуазель Николь, гувернантку младшей сестры Оленьки (тут маменька особых претензий не имела), и был, по выходе в большой свет, весьма успешно повержен к божественным ножкам известной столичной красавицы графини N, в «коллекции» которой он был далеко не первым и отнюдь не единственным.

К своим юным годам Алексей уже дважды стрелялся. Обе дуэли завершились, к счастию, бескровно. Как говаривали к такому случаю современники, «до этого дуэля пролилось немало чернил, а после оного — не ведро ли шампанского».

Но от этих дуэлей юному князю получилась большая и важная для будущей карьеры польза. Поединки успокоили его душу и утвердили в нем уверенность в самом себе. Каждый повеса его круга, вступая во взрослую жизнь, в недоверчивый и поначалу враждебный свет, стремился в первую голову оценить себя во взглядах других, чужих и равнодушно внимательных персон. Красив ли я? Ловок ли в мазурке? Небрежен ли в светской беседе? Легок ли во французском? Не слишком ли остры мои эпиграммы? Не чересчур ли откровенны и лихи мадригалы? Могу ли я иметь успех у дам и девиц, нравиться обществу и быть в нем принятым на равных, стать во всем своим человеком? Принятым везде, и принимать всех.

Это все так, но это все пустое. Главное и для офицера, и для статского: отважен ли я? Не трус ли в глубине своей дворянской души, еще самому себе неведомой? Способен ли я сохранить свою честь?

Как было сказано, поединки успокоили его душу. Князь не дрогнул под дулом пистолета. Да, да, это не так-то просто — в ночь накануне дуэли привести в порядок свои дела, написать необходимые письма и сделать нужные распоряжения, а потом, при бледном (не последнем ли?) рассвете, слушая капающую с листвы утреннюю росу и щебет ранних птах, гордо и хладнокровно смотреть в черную бездонную дырку граненого ствола, откуда с беспощадным огнем и дымом вот-вот вылетит в тебя тяжелая свинцовая пуля. Когда каждая жилка дрожит в ожидании беспощадного удара — в лоб, в сердце, в мягкий беззащитный живот. И не показывать при том своего неизбежного страха ни противнику, ни секундантам, ни безразличному доктору. Которому все едино — перевязать ли царапину на руке или закрыть навсегда молодые глаза. Те глаза, что еще столько всего и доброго, и дурного не увидели…

Словом, сложился Алексей Щербатов в типичного светского молодого человека той поры. Гусар, повеса, озорник. Что ждало его впереди? Карты, шампанское, цыгане, театр… Неверные любовницы и обманутые мужья… Изредка — веселый дом… Неизбежная усталость, скука и неукротимая старость. Женитьба в расчете на приданое. Отставка. Разорение. Отъезд в родовое поместье. Тихое ленивое пьянство, порой бурная охота. Полное безразличие к делам и хозяйству. Тяжба с соседом, осложненная скучной связью с его веселой супругой. Постепенное опустошение души, безразличие ко всему и к самому себе в первую голову.

Так бы и шло до последнего предела, до мирного сельского кладбища, укрывшегося под сенью столетних лип и белых берез.

Ан не случилось. Грянула война. Война многое меняет в мире. И прежде всего в людях. Состоя целиком из жестокости, боли, крови и смертей, низости и подлости, она, как ни странно, порождает героев и поэтов.

Совсем незадолго до «грозы двенадцатого года», еще не зная о ней, гусар Нижегородского полка Алексей Щербатов был направлен с командой ремонтеров в милые его сердцу подмосковные края. Исполнив с отменной тщательностью данные ему командировки (отобрав и сформировав немалый табун резвых рысаков буланой масти и тяжелых коней для орудийных упряжек, нагрузив с два десятка больших фур кипами сена), Алексей Щербатов нашел возможным на два-три дня продлить командировку в соседнее родовое подмосковное Братцево. Неизбывно любимое с самого малого детства.