Зашевелился в дальнем углу толмач Михайла. Тоже поморгал, тоже головой покрутил, взял в каждую руку по пистолету, взвел курки, нажал собачки. Щелк, щелк… и вся пальба. Осечка за осечкой.

Волох не поленился, подошел, без слов вынул из его рук пистолеты, бросил на солому.

— Кто тут у вас старший? Ты? — ткнул пистолетом в брюхо бородача.

— Староста я. И командир.

— Не знаю, какой ты староста, а командир ты… (Текст не приводится.) Живо вернуть мне коня, саблю, сакву и пистолеты!

— Да ты кто будешь-то? Маршал али генерал?

— Может, буду и генерал, и маршал. Государем только не быть. Да об том не печалюсь. А есть я казацкий есаул славного Войска Донского.

Староста не шибко-то и смутился:

— Оплошали, стало быть, мои воины. Ну, не обессудь — промашка. Все твое вернем. Сей же час.

— И все, что из карманов взято.

— И… милой, что у тебя там было-то, чтобы взять? Два алтына денег да кисет бисерный.

— А трубка?

— Так ее в карманах не было. Когда ваше благородие заарканили, то вы ее во рту держали. Там где-то и упала.

— И никто не подобрал? — недоверчиво уточнил Волох.

Староста замялся.

— Должно быть, Тишка.

— Зови! Кто такой?

— Да пострел малой. Сынок мне.

— Зови! Рано ему трубкой баловаться. А конь мой? Дончак?

— В целости, батюшка. Да ты не гневайся. Кто ж знал, что ты нашего войска. Вот только уж больно это жаль.

— Что жаль? Что с коня меня скинули?

— Нет, батюшка, жаль, что ты не генерал французский. А будь ты им — нам бы награда вышла.

— Тьфу! И ты дурак!

— Как угодно, батюшка. Достояние твое сейчас соберем. По всем дворам сам пройду.

«Достояние» Волоха староста собрал. Но когда привели коня, Волох ахнул. Не то что седла казацкого — уздечки не осталось, веревкой конопляной был взнуздан его дончак.

Волох взорвался пуще зарядного ящика, обнажил до половины сабельный клинок и сказал в крике:

— Сам пойду по дворам! И где седло найду, ни одной головы на плечах не оставлю.

— Не серчай, батюшка! — староста разве что на колени не пал. — Все в сохранности… В моем дому. Мне ведь тоже справа командирская надобна. Тишка! Тащи седло и всяку сбрую. Из анбара тащи, под сеном оно.

— Да прятал-то почто?

— Кто знает… Может, кому и глянулось бы.

— Да у вас что, все ворье в деревне?

— Точно так, батюшка. Коли что плохо положишь, после и не найдешь. Да и то сказать, деревня так и прозывается: Жулябино.

— Давай-ка, братец, все быстро сделай. Мне ведь отряд догонять надобно.

— Да не серчай, коротким путем догонишь, через Черный лес.

— А то мне знать, где этот ваш Черный лес.

— Тишка проводит, он проворный.

Волох уже был в седле — подошел Тишка, годов двенадцати. В тулупчике, схваченном по поясу веревкой, в лаптях, в отцовском, видать, малахае, который все время пытался сползти ему на нос. Тишка вздергивал голову, да заодно вытирал пальцем шмыгающий нос.

— Давай, Тишка, Черным лесом проводи казака на Смоленскую дорогу.

— Давай, сопливый, — поторопил мальца Волох.

Тишка пошел за лошадью.

— Сопливый… Вот те и сопливый, — проворчал староста. — А двух французов насмерть уложил.

— Не бреши.

— Чего брехать — не кобель. Одного саблей, другого с пистолета. — Гордость отцовская в голосе открыто прозвучала.

Вернулся Тишка, ведя за собой разлапистую кобылу, лохматую и гривастую.

— Где ж твоя сабля, молодец? — спросил Волох.

— А вон, под стрехой висит. Глянешь?

— Тащи.

Вот так сабля! Здоровенный заржавленный, в зазубринах, палаш. Наверное, прошлого века.

— Так его рукой и не поднять. Как же ты управился?

— А я двумя руками. Как топором.

— И где ж ты ее такую взял?

— На дороге. Ктой-то обронил, а я подобрал. А пистоль батюшка отобрал — говорит, ему нужнее.

Волох было уж решился свой подарок мальцу сделать, да вовремя углядел толмача Михайлу, что маялся возле ворот сарая, совсем потеряв свой грозный вид.