В комнате особняка, отведенного под резиденцию Наполеона в Цнайме, где происходил разговор, было тепло. Дрова горели в камине ровно и ярко, изредка щелкая и выбрасывая маленькие угольки. Император сидел за столом в массивном дубовом кресле. Луи по его предложению занял стул с высокой резной спинкой.

— Это была неподвижная мишень.

— Но ты неплохо стрелял и по той, что тащили на веревках.

Каранелли помнил тот день, когда Наполеон приехал в Фонтенбло после полудня для инспекции учебного батальона егерей. К вечеру, оставив свиту во дворце, он ускакал в замок, где частично располагалась специальная пионерная рота. Его сопровождал порученец и два помощника капитана — те самые лейтенанты, что сегодня ходили в русские тылы. Бонапарт тогда лично опробовал штуцеры. Он стрелял в мишень на пятьсот шагов и попал шесть раз из десяти. Его порученец, адъютант-майор Императорской гвардии Шарль Перментье, один из лучших стрелков Франции, стрелял из именного ружья и смог загнать в мишень только четыре пули. А потом за дело взялся Каранелли. Он установил на штуцер подзорную трубу и двенадцать раз подряд выбил щепки из мишени на восемьсот шагов. Император второй раз стрелять не стал, плечо сильно болело, несмотря на специальную подушку под приклад — отдача у штуцера была нешуточной. Адъютант-майор промахнулся четыре раза и набил с непривычки окуляром трубы большой синяк под правым глазом.

— Мы ведь не будем никому рассказывать капитан, что мой порученец проиграл состязание в стрельбе? Это ведь не совсем честное соревнование, он стрелял из чужого ружья?

— О, конечно, ваше величество! Адъютант-майор вообще первый раз стрелял из оружия такого типа. И прицел для него уж очень непривычен, — пряча невольную усмешку, которая возникала на губах, стоило лишь взглянуть на глаз порученца, отозвался Луи. — Уверен, стоит немного потренироваться — результаты будут лучше.

— Вот и отлично, надеюсь, не в ваших интересах, мой друг, рассказывать об этой маленькой схватке в стрелковом искусстве, — император пристально смотрел на порученца, — будьте добры сегодня за ужином рассказать товарищам смешную историю о том, как вы случайно получили этот синяк.

— Слушаюсь, ваше величество.

— Теперь вы, капитан. Неделя на подготовку. Сколько у вас штуцеров?

— Десять.

— Оставите здесь только один. Роту передадите заместителю, пусть работает дальше по намеченному плану. Через неделю получите приказ о переводе на должность моего адъютанта. Некоторое время вы нужны мне под рукой.

Император обращался на вы, и Каранелли понял, что это специально для порученца. С тех давних пор, когда их дома разделял только один не очень высокий забор, Наполеон говорил ему «ты».

— Вам, майор, необходимо придумать, где разместить лейтенантов и десяток солдат. На них тоже подготовите приказ. Они должны быть всегда рядом с капитаном. Подберите помещения, организуйте охрану, чтобы можно было хранить амуницию.

Наполеон легко вскочил на лошадь.

— Пусть ваши лейтенанты проводят меня до Фонтенбло. До встречи через неделю, капитан.

Офицеры вернулись поздно ночью. Адъютант-майор скрупулезно выяснял все, что понадобится маленькому отряду, ни разу не задав вопрос «для чего» или «зачем». Каранелли понял, что отряд ждет проверка оружия в бою.

Пришедший через неделю приказ гласил, что капитан Каранелли переводится адъютантом по особым поручениям при императоре Франции. Дюжина солдат и офицеров получили назначение расквартироваться в казармах Императорской гвардии и ждать распоряжений.

Прошло несколько месяцев, вместивших столько разных событий, сколько может вместить только война. Разгром австрийской армии под командованием Мака, преследование русской армии, охота на Багратиона и Кутузова. А сейчас капитан стоял перед императором, докладывая, что удача сегодня опять отвернулась от французов.

— Не повезло. Багратион стоял, разговаривая с другим офицером, но когда я выстрелил, он пришпорил коня. Пуля летит долго. Простоял бы еще мгновение — не было бы промаха. Готов понести любое наказание.

Наполеон чуть насмешливо смотрел на капитана и медлил. Пусть попереживает, ему полезно. Император хорошо помнил, что неудачи только укрепляют характер настоящих солдат.

— Это не так. Был приказ проникнуть в тыл к противнику. Был приказ не допустить, чтобы штуцер попал в руки русских. Был приказ не раскрыть себя, не попадать в плен, даже если придется застрелиться. И было пожелание, — Бонапарт нажимом выделил последнее слово, — произвести точный выстрел. Я не сомневаюсь в твоей храбрости, но мне нужна осторожность. Ты знаешь, почему не будут выпускаться дальнобойные штуцеры в таких количествах, чтобы ими вооружать целые полки?

— Иногда мне кажется, что это было бы правильным решением.

— Нет, неправильным. Во-первых, это безумно дорого. А во-вторых, если я вооружу таким оружием полк, то после первой же стычки оно может попасть к противнику. И через полгода такие же батальоны будут у немцев, австрийцев, русских, шведов. Изменится вся картина на поле боя. Командующий не сможет занять удобное место под наблюдательный пункт. Сразу же на него обрушится град пуль. Полки и батальоны станут ходить в атаку без командиров, их будут отстреливать прицельно, как это делал ты под Ульмом.

Там, под Ульмом, капитан в очередной раз убедился в прозорливости императора, который не жалел сил на создание специального отряда. Он приказал занять позицию в ста пятидесяти шагах позади егерского полка. Между полком и отрядом Каранелли стоял батальон Старой гвардии, которым на этот раз командовал адъютант-майор Перментье, тот самый порученец Наполеона, с которым капитан соревновался в стрельбе.

Окруженные австрийцы двинулись в прорыв на позицию егерского полка. Под барабанный бой, сомкнутым строем резервная дивизия шла вниз по длинному пологому склону, и трудно было представить, как полк сможет устоять.