Мокроус сменил бег на шаг и повернул к водокачке. Издали он начал кричать:

— Проворонили! Огород с картошкой вам стеречь, а не пленных басмачей! Как это случилось? Как он мог отбежать так далеко?

Старший караула виновато отвел глаза.

— Они виноваты, товарищ командир, вот эти твари!

Красноармеец штыком винтовки указал в землю. Из многих отверстий в земле выползали маленькие белые насекомые. Их было бесчисленное множество. Шли они очень быстро, сомкнутыми рядами. Отдельные насекомые, большеголовые, желто-коричневые, били головой о землю, производя слабый, но неприятный скрежещущий звук. Это был, по-видимому, тревожный сигнал. Остальные отвечали на тревожный сигнал громким злобным шипением.

— Мы их сначала не заметили, — продолжал старший караула. — Он первый увидел и заорал страшным голосом: «Вах-вах! Белые дьяволы! Пропали мы, пропали мы!..» Тут и мы увидели эту пакость. Впервой увидели, нам это в диковинку. Ну и вылупили глаза. А он отполз потихоньку — и бежать!

— Союзники басмачей, значит? — покачал головой Мокроус и, нагнувшись, начал нагребать термитов в горсть. Но тотчас испуганно, брезгливо стряхнул их с ладони. На пальцах его появились капельки крови, как от укола многочисленных булавок.

— А кто бежал? Кого убили? — спросил Володя.

— Самого Муллу-Иссу, — ответил командир взвода. — Пойдемте посмотрим.

Убитый басмач, сухонький старичок с остроскулым изможденным лицом, лежал поперек рельсов. Высокий тельпек его свалился, обнажив бритую, с сабельными шрамами голову. Зеленая английская шинель распахнулась на груди, показывая рубашечную кольчугу. В одной из откинутых рук были зажаты янтарные четки.

— Лев ислама и стопобедный курбаши Мулла-Исса! — сказал негромко Мокроус. — Почему он себя стопобедным называл? Потому, что сто раз был бит Красной Армией?