— Это вранье, — сказал мужчина, — я его не приглашал. Он сам вломился.

— Нет, ты меня пригласил, — возразил Циско. — У меня есть свидетель.

Он указал на меня. Затуманенным взором хозяин квартиры проследил за его пальцем и впервые увидел меня. В его глазах забрезжило узнавание. Теперь я точно знал, что это Дрисколл и что мы приехали не напрасно.

— Эй, послушайте, я не понимаю, что все это…

— Вы Доналд Дрисколл? — перебил его я.

— Ничего я вам не скажу, пошли вы… Вы не имеете права врываться…

— Эй! — громко крикнул Циско.

Мужчина подскочил на диване. Даже я вздрогнул, не готовый к такой новой тактике ведения интервью.

— Просто отвечай на вопрос, — продолжил Циско более спокойным голосом. — Ты Доналд Дрисколл?

— А кто интересуется?

— Вы знаете, кто интересуется, — сказал я. — Вы узнали меня, как только увидели. И вы понимаете, зачем мы здесь, Доналд, не так ли?

Я пересек комнату, на ходу вытаскивая из кармана ветровки повестку. Дрисколл был высок ростом, но тощ и бледен, как вампир, что казалось странным для человека, живущего в двух шагах от моря. Я бросил сложенный листок ему на колени.

— Что это? — спросил он и стряхнул бумажку на пол, даже не развернув.

— Это повестка, и вы не имеете права швырять ее на пол, не прочитав, но это не имеет значения. Вы вызваны в суд, Доналд. У меня есть свидетель, и я имею все полномочия. Не явитесь завтра к девяти, чтобы дать показания, — к обеду окажетесь в тюрьме за неуважение к суду.

Дрисколл наклонился и поднял повестку.

— Гады! Что вы мне мозги пудрите! Хотите, чтоб меня прикончили?

Я взглянул на Циско. Нам явно здесь что-то светило.

— О чем это вы?

— О том, что я не могу давать показания! Если я хотя бы приближусь к суду, меня убьют. Возможно, они и сейчас наблюдают за этой долбаной квартирой.

Я снова взглянул на Циско, потом — на мужчину, сидевшего на диване.

— Кто собирается вас убить, Доналд?

— Не скажу. Сами, уроды, не догадываетесь?

Он швырнул в меня повесткой, которая, стукнувшись о мою грудь, спланировала на пол. Вскочив с дивана, Дрисколл попытался прорваться к открытой двери. Одеяло упало, и я увидел, что на нем только спортивные трусы и футболка. Не успел он сделать и трех шагов, как Циско толкнул его всем корпусом, как футбольный полузащитник. Дрисколл отлетел к стене и упал. Картинка, изображавшая девушку на доске для серфинга, сорвалась со стены, и разбитая рамка рухнула рядом с ним.

Циско спокойно наклонился, рывком поднял Дрисколла и отвел обратно на диван. Я пошел к двери и закрыл ее на случай, если удар в стену привел бы сюда какого-нибудь любопытного соседа, после чего вернулся в гостиную.

— Вы не убежите отсюда, Доналд, — сказал я. — Вы расскажете нам обо всем, что вы сделали и что знаете, тогда мы сможем вам помочь.

— Помочь мне сыграть в ящик, сволочи? Вы мне, кажется, плечо сломали. Мерзавцы.

Он стал разминать руку, словно бейсболист, собиравшийся делать подачи минимум в девяти иннингах. При этом он болезненно гримасничал.

— Ну, как рука? — спросил я.

— Я же сказал: болит, как сломанная. Что-то там сместилось.

— Может, вообще не сможешь ею двигать, — сказал Циско.

Его голос звучал угрожающе, будто, если рука окажется сломанной, Дрисколла ожидали еще более тяжкие последствия. Я заговорил спокойно и приветливо:

— Доналд, что вам известно? Почему вы представляете опасность для Оппарицио?

— Я ничего не знаю, и я не называл вам имени… того имени, которое вы произнесли.

— Вы должны кое-что уразуметь. Вам вручена официальная повестка. Либо вы являетесь в суд и даете показания — либо будете сидеть в тюрьме, пока этого не сделаете. Но поразмыслите трезво, Доналд. Если вы дадите показания о том, что знаете об АЛОФТе и что вы для них сделали, вы будете под защитой. Никто к вам и пальцем не притронется, потому что сразу станет очевидно, откуда ноги растут. В этом для вас единственное спасение.

Он затряс головой.

— Ага, очевидно! А если они сделают это раньше? А как насчет того, что случится через десять лет, когда о вашем дерьмовом процессе никто уже и не вспомнит, а они по-прежнему будут прятаться за своей кучей денег?

На это мне и впрямь нечего было ответить.

— Послушайте, в этом процессе на кону — жизнь моей клиентки, у которой маленький сын. И у нее пытаются отнять все. Я не намерен…

— Да пошел ты! Может, она действительно это сделала. Здесь речь идет о двух совершенно разных вещах. У меня нет никаких доказательств. Вообще ничего. Так что оставьте меня, черт вас дери, в покое. Жизнь вашей клиентки. А как насчет моей жизни? Я тоже не хочу умирать.

Я печально покачал головой:

— Я не могу оставить вас в покое. Завтра вы выступите в качестве моего свидетеля. Вы можете отказаться отвечать на вопросы. Можете даже прибегнуть к Пятой поправке, если вы совершали какие-нибудь преступления. Но вы там будете. И они там будут и сочтут, что вы представляете для них проблему. Лучшее, что вы можете сделать, — это все выложить, Доналд. Расскажите — и вы защищены. Пять, десять лет — они никогда не смогут вам ничего сделать, потому что будет существовать протокол.