– Я ужасно выгляжу. Я разорвала платье, а оно новое.

– Не обращай внимания. Завтра купи другое.

– Но не у Ли. Клянусь, я никогда больше не появлюсь у нее.

– Я понимаю. Так будет лучше для всех.

– А что насчет тебя?

– Все кончено, я сказал тебе. Она вцепилась в его руку:

– Поль… но если когда-нибудь опять случится это?

– Нет, нет. Этого больше никогда не случится.

– Почему? Ты мужчина. О, если ты когда-нибудь оставишь меня, я этого не вынесу, Поль! Мы так долго вместе, всю мою жизнь, с тех пор, как я выросла.

Ты еще ребенок, подумал он. И у него снова сжало горло.

– Даже когда я во Флориде, я знаю, что ты здесь. Я бы не уезжала. Я не поеду, если ты не захочешь.

– Все в порядке, все хорошо. Мне хочется, чтобы ты получала удовольствие.

– Что бы я делала без тебя? Не оставляй меня, Поль. Обещай, что не оставишь. Скажи это.

Ее опухшее, заплаканное лицо вызывало жалость.

– Я не оставлю тебя, – произнес он.

– Никогда? Что бы ни случилось?

– Что бы ни случилось. Но ничего не случится, сказал я тебе. Пойди умойся, расслабься и пойдем спать. Нам обоим нужен сон.

По пути в ванную комнату Мариан что-то вспомнила:

– Это правда о Бене и Донале? Они ужасно поссорились в тот день?

– Совершенная правда.

– Можешь сказать, откуда ты узнал?

– Нет. Мне не следовало сегодня говорить того, что я сказал. Это бесполезно, и, кроме того, я дал слово.

– Тогда ты действительно считаешь, что Донал… Поль угрюмо проговорил:

– Ты бы лучше забыла про это, Мариан, как будто никогда не слышала.

– Конечно. Но как ужасно для Мэг! Как ты думаешь, что она будет делать?

– Не имею представления…

Думы долго не давали заснуть Полю. Бен, Донал, Ли, Мариан, Мэг – все кружились в голове. Потом среди сумятицы мыслей о событиях прошедшей недели в голове родилось странное предположение, что муж Анны умер, она свободна и пришла к нему. Что тогда делать ему с Мариан? Фантазии измучили его вконец.

Всю дорогу домой Мэг молчала, сознавая, что только присутствие детей сдерживает Донала. Она была так потрясена, что чувствовала острую боль в сердце. Беда! Снова и снова она вспоминала вечер, начиная с того ужасного момента, когда Поль вышел из комнаты.

После неприятного инцидента за столом гости продолжили как ни в чем не бывало разговор. Они подчеркнуто оживленно рассуждали о киноактерах и предстоящей выставке Пикассо в Музее современного искусства. Но Мэг с пылающим лицом молчала, избегая встречаться взглядом с другими из опасения, что могут прочесть ее мысли.

Потом этот взрыв в гардеробной. Неприкрытая ненависть к Полю ее мужа. А почему? Потому что Поль знал…

Резкий белый свет в туннеле осветил ее руки, в отчаянии сжатые на коленях. Рядом с ней на боковом сиденье Донал напряженно смотрел вперед, плотно сжав рот – он был все еще сердит, вероятно, и на Агнесс, которая раскрыла то, что не должна была знать Мэг. Так что даже в совершенном браке, при ночной любовной связи, остаются скрытыми какие-то вещи… Не делала ли и она так же?

И пока машина мчалась по туннелю, она неожиданно вспомнила, как сидела в отчаянии и страхе на скамейке у музея на Пятой Авеню, потом пошла к Ли. Это Ли послала ее к врачу и спасла ее от сумасшествия, сохранила для нее возможность счастья с Доналом. И если это правда про Поля и Ли, ее это не касается, потому что она любила этих добрых людей.

В спальне Донал заговорил:

– Что за странное представление устроил твой любимый кузен!

Не отвечая, Мэг продолжала спокойно раздеваться. Она повесила в гардероб платье и, сняв тяжелое колье, убрала его в коробку.

– Ты всегда считала его святым, не так ли? Я мог бы рассказать тебе о нем уже давно, если бы не был джентльменом.

– Я бы не стала слушать. Я не хочу обсуждать людей, которые мне нравятся или которых я люблю, как Поля и Ли.

– Ну, любишь ты Поля или нет, это твое дело, но сегодня он выставил себя дураком. Эта лекция за обедом…

– Но кому-то надо было ответить тебе! Ты ведь по-настоящему защищаешь Гитлера! Неужели ты не понимаешь, как ты был отвратителен! – Ее голос напрягся. – Потрясает, когда мучают людей! А твои замечания о хороших, пострадавших за плохих! Кто хороший? Еврейские миллионеры или еврейские социалисты? Возможно, разносчик рыбы или оперное сопрано? Еврейские нобелевские лауреаты, которых много в университетах? О, тебе следовало бы послушать себя со стороны! А что это сказала Агнесс о том, что ты слушаешь патера Коглина…

– Ты его слышала? Ты ничего не знаешь о нем. Ты просто повторяешь то, что говорят другие. У него много здравого смысла, должен сказать тебе.

Мэг пристально посмотрела на мужа. Он казался спокойным и самоуверенным, как всегда. Горячее, удушающее негодование переполняло ее:

– Тебе бы следовало запомнить, тебе и всем остальным, что фашисты начнут с евреев, – они будут первыми и самыми многочисленными жертвами, – но за ними последуют другие.

– Что это ты вдруг стала так защищать евреев?