Я закашлялся, отпихивая флягу. Но по телу разлилось тепло, в голове прояснилось. Я смог увидеть стоящего в полуметре Илью, который двумя факелами отгонял тварей.

Со стоном я встал, шатаясь. Массивная фигура геолога проплыла мимо, Карчевский сунул мне в руку уже горящий факел.

— Держи. Пойдешь рядом со Степановым, ему совсем худо.

Я кивнул.

Меня вновь встегнули в связку, но теперь мы с диспетчером были оба пристегнуты к карабину Олега. Илья встегнулся в пояс Николая Семеновича, пошел за нами. Миг затишья — и мы вновь идем вперед, как можно быстрее преодолевая метр за метром.

Сколько времени уже прошло? Сколько шагов мы уже сделали? Что творится под нами, внизу? И что делать, если тени утащат меня?

Я старался размышлять, отгоняя мысли о необходимости насиловать свой организм. Я поглядывал на Степанова, который выглядел очень, очень плохо. Меня колотил озноб, изо рта шел пар. Ветер вышибал слезу, резал холодными лезвиями мочки ушей. Я вяло отмахивался от теней, которых, казалось, стало меньше. Я уже не боялся, ужасная усталость выпила мой страх.

— Уже скоро! — обернулся Карчевский. — Держитесь!

Усталость выпила даже способность радоваться.

Когда я увидел в свете огня лицо Юдина, на миг вынырнувшее из серого бурана, я списал это на обман зрения. Но когда фигура человека с белой бородой промелькнула вновь, шагая параллельно нашей команде, я насторожился. Ткнул в ее сторону факелом, но высветил лишь черные фигуры тварей, кружащих вокруг.

— Я, кажется… — начал говорить я, повернувшись к Степанову, когда сильные руки схватили меня за древко факела. Я вскрикнул, из ночного бурана рывком появился безумный старик. Огонь окрасил его лицо в багровые тона, белая борода топорщилась в стороны.

— Ты должен остаться, — выдохнул он мне в лицо обжигающим дыханием. Я с содроганием увидел, что у него нет глаз, вместо них зияют черные провалы с серебристыми искрами звезд.

Ян, или что было Яном, схватился за мою руку и потащил прочь, в темноту. Натянулся репшнур, Олег начал удивленно поворачиваться. Закричал шофер, размахивая факелом. Вцепился в другую руку Степанов, перетягивая меня назад. Закричал от ужаса я.

Юдин тянул, холодно улыбаясь одними губами. И эти глаза, черные пятна на белом лице, от них невозможно оторвать взгляд. И призрачные руки-шупальца, тянущиеся из-за его плеча ко мне, хватающие меня за руки, за шею, обвивая тело. Бесформенные тела, прижимающиеся ко мне и сжимающееся до точки в пустоте сознание, которое веткой в бурном течении уносится вдаль.

Меня рвали пополам. Сухо щелкал позвоночник, растягиваемый репшнурами. Сквозь практически закрытые веки я видел, как раскаленные концы факелов тычут прямо в тело Юдина, как у того горит борода, шарф, как чадящее дымят волосы. Но его глаза не отпускают меня, руки все сильнее тянут в ночь, улыбка на лице не меняется несмотря ни на что.

Веки мои опустились. Я перестал дышать. Но в последний миг угасающего бытия я успел увидеть, как в Юдина с разбегу врезается худое тело шофера с отстегнутым страховочным тросом. Пальцы горящего старика заскользили по моей одежде, клешнями замолотили холодный воздух, срываясь. Два тела, рассыпая во все стороны искры, сплелись в смертельных объятиях, покатились прочь, ударяя друг друга о камни. Стремительно канули в серую метель, сопровождаемые клубящимися тенями. Потом темнота поглотила меня.

Я тонул по-настоящему лишь однажды. Не просто наглотался воды, а действительно боролся за жизнь, со всем отчаянием обреченного человека.

Мы с товарищами отдыхали на море. То был бесшабашный период студенческой юности, когда отсутствие денег с лихвой заменяли смекалка и здоровая наглость. Нас было пятеро человек — трое парней и две девушки. Веселые, рисковые, легкие на подъем, мы постоянно искали новых приключений, новых ощущений и испытаний. Добравшись до моря на стареньком авто, обосновавшись в полуразваленном бунгало в заброшенном пионерском лагере, мы чувствовали себя словно настоящими дикарями, бунтарями в сравнении с чванливой публикой из местного профилактория.

Я теперь не вспомню, кто первым прознал про затопленный катер, но мне его показали во время прогулки по высокому скалистому обрыву. Старый катер темным пятном выделялся на фоне зеленого дна, почти доставая поверхности кончиком мачты.

Думаю, не стоит говорить, что мы естественно решили сплавать к нему. Что и сделали на следующее утро. Подогретые полуночными байками у костра про отступающих во время войны немцев, которые вывозили награбленное золото на катерах, мы с двумя моими товарищами начали нырять. С берега нам махали девчонки, подбадривая криками и радуясь любому поднятому со дна камню. И, конечно же, в нас проснулся дух соперничества. Помню, как обнаружили дыру в корпусе, сквозь которую можно было проникнуть внутрь ржавой посудины. Через некоторое время нам это удалось, легкие привыкли к долгим задержкам дыхания, а камни в руках не давали давлению вытолкать нас наверх.

Какова была моя радость, когда я в одно из погружений обнаружил нечто, похожее на небольшой металлический ящик, скрытый разрушенными элементами корпуса. Мои друзья ныряли чуть в стороне, я же не стал делиться местонахождением находки. Очень уж хотелось удивить девчонок, особенно одну из них.

Я погрузился, поднырнул под палубу, проплыл под двумя перекрещенными лагами, по скользкому от водорослей лееру подтащил себя к стенке. Камень, захваченный с собой, пришлось отпустить, отчего меня начало толкать вверх. Чувствую спиной и пятками ржавую поверхность потолка, я все свое внимание направил на тот самый ящик. Сквозь мутную воду, в которой плавали поднятые моими движениями ил и мелкий мусор, я с досадой обнаружил, что мой загадочный сундук оказался перевернутой металлической коробкой из — под инструментов. Расстроенный, я начал разворачиваться, чтобы уплыть, слишком резко дернул ногой. Пяткой попал в проем иллюминатора, потащил ступню на себя, но крышка с разбитым стеклом сдвинулась и зажала ногу намертво.