Даже ругаться громко было страшно.

Первые несколько минут своего пути я часто оглядывался, останавливался, прислушивался. Крепко сжимал черенок, угрожающе раскачивая им в воздухе. Но проспект был пуст. И я потихоньку успокоился, пошел быстрее, стараясь увидеть хоть что-то впереди. Главное было дойти до своего перекрестка, а там до дома Краснова рукой подать. Только вот не пропустить бы поворот.

По какой-то причине я решил держаться середины улицы. Уж очень много темноты было возле домов. Уж очень неуютными казались слепые провалы окон. Лишь изредка приходилось приближаться к зданиям, чтобы прочитать название пересекающей проспект улицы. И тут же назад, на призрачно белеющую в темноте разделительную полосу.

Которая вскоре закончилась в широкой луже, да так и не появилась вновь.

Я лишь выругался.

Очередная чернильная клякса выплыла из ночной тьмы, я в последний момент успел ее заметить и обойти. Чертовы дороги!

Аккумуляторы в сотовом сели, это я проверил еще в самом начале своего пути. Сейчас бы маленький телефонный фонарик пришелся бы ох как к месту. И ведь даже спичек нет. Хотя, что тут от спичек прока, тут и пары коробков на весь путь не хватит.

Я шагал вперед, мысленно рисуя в голове карту города. На этой карте было много белых пятен, я мог только представить себе как идут те или иные дороги, которые встречались мне. Надеюсь, интуиция подскажет, если я вдруг пропущу свой поворот. В противном случае, дойду до конца проспекта и переночую в диспетчерской, у Степанова.

Главное не думать о маньяках и призраках, которые могут таиться…

По обеим сторонам дороги, я мог различить неясные силуэты и пятна, начались кусты акаций, разросшиеся, свисающие ветками до асфальта и закрывающие первые этажи домов. Будто мохнатые чудовища пришли проводить меня домой… Стоп! Хватит себя накручивать! Какие еще чудовища? Что за первобытные фобии?

Я сильнее сжал в кулаке черенок от лопаты, который нес на плече.

Мрак впереди сгустился чем-то большим, скособочившимся. Это что-то высилось подле обочины, примыкая к кустам.

Машина.

Из темноты выдвинулся приоткрытый капот брошенного ЗИЛа, который уставился на меня пустыми фарами. По мере того, как я шел дальше, темнота отпускала все остальное. Мимо проплыли ступени пассажирской двери, доски кузова, колеса. Проплыли и скрылись в ночи за моей спиной.

Интересно, предки приручили огонь потому, что им было холодно в своих пещерах? Или потому, что возле костров было не так страшно?

Очередной поворот. Я чуть не прошел мимо, но внезапно закончились кусты, и чернота провалилась в ту сторону.

Осторожно, стараясь не вляпаться в грязь, приблизился к дому. От кустов повеяло холодом и сыростью, я зябко обошел стороной.

На белеющей в темноте пластинке не без радости смог прочитать: «ул. Солнечная».

Ну все, почти дома.

Вот только Солнечная была еще темнее, чем проспект Труда. Узкая, придавленная сверху размашистыми кронами деревьев. Со сплошным рядом кустов вдоль тротуара. И с еще более ломаным асфальтом.

— Что ж, немного осталось, — подбодрил я себя вслух, поудобнее перехватил палку. Побрел вперед, до рези в глазах всматриваясь в ночь.

В детстве мы с друзьями любили играть в космонавтов. Мы сидели на ветвях дикой яблони в старом саду и фантазировали. Яблоня была космическим кораблем, а ветки — нашими космонавтскими постами. Один был штурманом, он говорил что впереди. Говорил, что вот появился большой астероид, который летит прямо на нас. Спрашивал, что делать? А второй был пилотом, который говорил, что сворачивает в сторону, что столкновения удалось избежать. А третий, стрелок, потому как на космическом корабле без стрелка никак нельзя, расстреливал астероид из лазерной пушки.

Естественно, рано или поздно, мы приземлялись на чужую планету и робко сходили на поверхность. Изучали почву, записывали в блокноты новые формы жизни, которые видели вокруг. И, естественно, на нас нападало какое-либо инопланетное чудище. Которое никак не мог убить наш стрелок, и приходилось спасаться бегством. Причем чудище всегда хватало бегущего последним. Он кричал и просил нас бросить его, как это делали солдаты в кино. Но мы не бросали своих, мы героически втаскивали товарища на борт взлетающего корабля. И уже все вместе, радостные от пережитого приключения, благодарили друг друга и летели домой, к родителям.

Я себя сейчас чувствовал как на другой планете. Я не узнавал местность вокруг, я даже не мог себе представить расстояния до ближайшего дома или дерева, я мог только гадать. Я видел не дальше пары-тройки шагов вперед, а дальше все расплывалось, тонуло в темноте, превращалось в огромное космическое пространство черноты, в котором я пытался найти дорогу домой. Я мог просто идти вперед. И не надеяться на оставленных в детстве друзей.

Как чувствуют себя слепые, брошенные в чистом поле?