Я почувствовал, как зарделись щеки. С каждым сказанным ею словом я все больше узнавал прежнюю Энн и в ошеломлении представил картину, как падаю перед Энн на колени и подношу ее руку к своим губам: рыцарь возвратился к своей королеве.

Она развернулась и постучала по стеклу, которым был закрыт фрагмент одеяла.

– Ничего страшного, если бы оно сгорело. Оно все равно было уже на пути к забвению, как почти все, чем мы владели. Просто это одеяло лежало у меня на кровати, когда Хью вернулся с войны. В ту ночь, когда он только пришел. Он лечился в госпитале в Балтиморе, а я даже ни разу не съездила его навестить. Я не знала, в каких мы отношениях, в каких должны быть. Но когда он появился, я что-то поняла. Мы даже не забирались под одеяло, и та ночь связала наши судьбы, потому что тогда был зачат Кит.

– Это поэтому он хочет его забрать? Одеяло?

– Естественно. Свидетельство. Талисман. У Кита есть теория, что если бы я не забеременела, то мы с Хью никогда бы не поженились. И согласно Киту, я сыграла тройную роль: для сына, для отца и для мужа. Полагаю, это доказывает, что все обиды проходят три стадии.

Смешок, вырвавшийся у меня, походил на чих.

– Какая прелесть, – сказал я.

– В смысле, я уже сто раз произносила эту фразу. Ты это имеешь в виду?

– Энн, – начал я. Я не мог придумать, что еще сказать; мой разум источал тусклый серый свет.

Она тоже молчала. А затем:

– Дэвид, что привело тебя в Нью-Йорк?

– Ты.

Чего я ожидал? Что она протянет мне руку? Признается, что надеялась на мой приезд? Она кивнула, словно мое заявление имело отношение только ко мне. Непонятные жесты Энн я всегда считал признаком ее утонченности и артистичности. Однако теперь, когда моя жизнь трескалась под тяжестью непомерного груза невысказанных чувств, я хотел бы, чтобы она стала менее собой и более той, в которой я нуждался. Я посмотрел на нее и ощутил, как проваливаюсь, – все равно что ждать спасения от кошки, когда тонешь.

– Как же я могла привести тебя в Нью-Йорк? – в конце концов спросила она.

– Я хотел увидеться, поговорить.

– А-а… Так это не я, это ты сам.

– Я не пытаюсь себя обмануть. И в самолете я вовсе не думал, что тебе будет легко увидеться со мной. Я здесь уже с часу дня, собирался с духом, чтобы позвонить.

– Это потому, что ты не влюблен в меня и в состоянии напомнить себе, что между мной и тобой имеется разница. Если бы ты был в меня влюблен, если бы чувствовал что-то, то считал бы, что и я чувствую то же самое.

Я опустил голову. Мне казалось, что просто хочу собраться с мыслями, однако понял, что не в силах поднять глаза.

– Ты приехал выжимать из меня сведения об остальных? – спросила Энн.

Играть в вежливость не было смысла.

– Частично, – ответил я.

– И еще зачем?

– Побыть с тобой. Я скучаю по тебе, а получив от тебя весточку, заскучал еще сильнее. – Наконец-то я смог поднять глаза.

Лицо Энн смягчилось. Она коснулась очков, как будто собиралась снять их, однако положила руку на колено и вздохнула:

– Я плохо тебя принимаю. Я чувствую это. Подстраховываюсь. На тот случай, если кто-нибудь узнает, что ты был здесь, и начнет задавать вопросы, я припомню все недобрые слова, сказанные тебе, то, как дразнила тебя, и меня одобрят. Последнее, что мне хотелось бы сказать, как я рада тебя видеть.

– Но это так? Так ты чувствуешь?

– Давай-ка разберемся. Ты уже знаешь, где Сэмми. Тебе бы стоило на него посмотреть, Дэвид. Поистине могучий дуб. Он буквально самый ответственный человек, какого я знаю. Подозреваю, что в той истории с разорванным чеком он вел себя несколько запальчиво… но Сэмми совершенно не такой. Сэмми всегда ведет переговоры с позиции силы, спокойной силы. Он явно благословен; очень не многие чувствуют себя на этом свете так же уютно, как Сэмми. По сравнению с ним все остальные просто какие-то бродяги, прихлебатели. Иногда мне кажется, что мир был создан для Сэмми, ну и, может быть, для тысяч пяти таких же, как он, чтобы им было на чем упражнять интеллект.

– А на что похож этот Бомон? – спросил я.

Не знаю, почему я задал этот вопрос, может, на нервной почве. Я подался вперед, зажатые между коленями ладони дрожали.

– Городок с частной школой. Грязная речка, фабрика из красного кирпича, перекошенные домишки, горожане, садики. Теперь Кит. Ты ведь знаешь, где Кит. Я не рассказываю тебе ничего такого, о чем бы ты не знал сам. Кит в Беллоуз-Фоллз. Он нашел работу на мебельной фабрике, приходится всему учиться, поэтому и ходит с ободранными руками. Он делает кресла, кресла-качалки. Очень странно для Кита. Он никогда не выказывал желания созидать. Я припоминаю, как однажды он, совсем маленький, начал строить что-то, но Хью – вечно готовый помочь старый Хью – выхватил у него молоток, разумеется, чтобы показать ему, как надо. Полагаю, это была символическая кастрация, поскольку я не помню, чтобы с тех пор Кит что-нибудь делал руками.

Но он же собирал стереорадиоприемник в ту ночь, когда я наблюдал с крыльца, в ночь, когда я видел всех вас… в ночь, когда поджег дом. Я отвел взгляд, сомневаясь, помнит Энн или нет, думая, уж не дразнит ли она меня намеренно.

– Только время от времени он возился с какой-нибудь электроникой, – продолжала она. – Но никаких скворечников или силков для кроликов, ничего такого, что требует пилы и молотка. Зато теперь он мастер. Почти всю мебель себе сделал сам. Живет на гниющей, но действительно очень красивой старой ферме. У Кита была мысль превратить свой дом в новую штаб-квартиру семьи, однако до сих пор никто из нас его не поддержал. У него есть несколько кур, которые носятся по заднему двору, и, чудо из чудес, постоянная девушка из города. Кстати, похожа на Ингрид Очестер, на подругу Хью. Пассивная, послушная, немного печальная, но совершенно довольная собой и упрямая как осел. Мне не следовало так говорить. А то получается, будто я ее не одобряю, но это совсем не так, что касается девушки Кита. Она очень подходит Киту, и если она малость страшновата, то и он тоже не красавец. Ему очень повезло, что есть человек, который заботится о нем. Джейд тоже учится, в последнее время занимается этологией. Она постоянно меняет свое мнение, вечно угрожает, что бросит колледж, а поскольку мы с Хью не возражаем, каждый раз решает остаться.