— Следуя дедукции, вы, полагаю, Мехди?.. — обратился он в заключение к молодому человеку, которому было не больше двадцати четырех — двадцати пяти лет.

Синие джинсы, облегающая майка, не без доли бахвальства подчеркивающая мускулатуру, которая, безусловно, является результатом регулярного посещения спортзалов, наушники МР3-плеера, небрежно висящие на шее, и темный живой взгляд, который Камиль нашел привлекательным.

— Именно так. Восьмая бригада… Ну… не так давно.

— Это будет хорошим опытом. Так что добро пожаловать. Ты будешь работать с Мальвалем.

Мужчины обменялись понимающими взглядами еще до того, как Камиль успел задуматься над правилом, увы, вполне тривиальным, согласно которому он вдруг обратился на «ты» к молодому человеку, хотя остальных называл на «вы». Возраст дает о себе знать, подумал он без сожаления.

— И последний — это Коб, — сказал Камиль, пряча листок в карман. — Мы знакомы, хотя никогда еще не работали вместе.

Коб поднял на Камиля невыразительный взгляд:

— Пока нет, верно.

— Он будет нашим компьютерщиком.

Коб не шелохнулся, когда по группе прошла волна перешептываний, и в знак приветствия ограничился легким поднятием бровей. Люди уже были наслышаны о некоторых его подвигах.

— Посмотри вместе с Мальвалем, чего тебе недостает, дело первостепенной важности.

— На данный момент ничто не противоречит первым выводам. Этот человек ненавидит женщин.

Судья Дешам приступила к подведению итогов в назначенный час, с точностью до секунды. Доктор Кресс положил плашмя портфель на стол и сверялся только с некоторыми заметками на листочке в крупную клетку. Почерк был вытянутый и наклонный.

— Его письмо дополняет клиническую картину, которую я попытался набросать. По сути, оно ей не противоречит. Мы имеем дело с человеком образованным и претенциозным. Он много читал, и не только детективы. Получил высшее образование. Без всякого сомнения, в области литературы или философии, истории, что-то в этом роде. Возможно, гуманитарные науки. Претенциозный, потому что хочет продемонстрировать вам уровень своей культуры. Разумеется, нельзя не отметить очень теплый тон, которым он обращается к вам, майор. Он хочет вызвать в вас симпатию. Вы ему нравитесь. И он вас знает.

— Лично? — спросил Камиль.

— Разумеется, нет. Хотя… все возможно. Но я думаю, скорее, знает так, как могут знать те, кто видел вас по телевизору или читал о вас в газетах…

— Честно говоря, меня это больше устраивает, — пробормотал Камиль.

Мужчины улыбнулись друг другу. Впервые они обменялись такой улыбкой. А первая улыбка между двумя мужчинами — это начало признания или бед.

— Ваше объявление было очень ловким ходом, — продолжил доктор Кресс.

— А…

— Да. Вы задали правильный вопрос. Короткий и не касающийся его личности. Вы попросили рассказать о «его работе». И вот это ему понравилось. Хуже всего было бы спросить, что им движет, как если бы вы сами не понимали. Своим вопросом вы позволили предположить, что вы это и так знаете, что вы его поняли, и он немедленно почувствовал себя, как бы сказать, в своей тарелке.

— На самом деле я особо не размышлял.

Кресс на несколько мгновений оставил замечание Камиля повисеть в воздухе, потом продолжил:

— Что-то в вас как следует поразмыслило, верно? Вот что главное. Однако я не уверен, что мы узнали намного больше о его мотивациях. Письмо показывает, что он выполняет то, что называет своим «делом», что он хочет подняться, с подобием ложной скромности, до высот великих образцов, выбранных им в детективной литературе.

— Почему? — спросила Элизабет.

— А вот это уже другой вопрос.

— Неудавшийся писатель? — спросила она, озвучив гипотезу, невольно пришедшую в голову каждому из присутствующих.

— Можно предположить, разумеется. Я бы даже сказал, это наиболее вероятная гипотеза.

— Если это неудавшийся писатель, он должен был написать какие-нибудь книги, — подхватил Мехди. — Надо поискать у издателей!

Наивность молодого человека никого не покоробила. Камиль испустил легкий вздох, сдержанно массируя себе веки.

— Мехди… Каждый второй француз пишет. Каждый первый рисует. Издатели получают каждый год тысячи рукописей, а самих издателей сотни. Если взять только последние пять лет…

— Ладно-ладно, — прервал его Мехди, словно для защиты поднимая обе руки.

— Его возраст? — спросила Элизабет, выручая молодого человека.

— Сорок — пятьдесят лет.

— Уровень культуры? — спросил Луи.

— Я определил бы его как верхушку среднего класса. Он хочет показать, что является носителем высокой культуры. И перегибает палку.

— Как с отсылкой письма из Курбевуа… — сказал Луи.

— Именно! — кивнул Кресс, удивленный этим замечанием. — Совершенно справедливо. В театре сказали бы, что он «переигрывает». Это немного… демонстративно. Возможно, в этом наш шанс. Он осторожен, но так убежден в собственной значимости, что может допустить оплошность. Его ведет идея, о которой ему нравится думать, что она превосходит его самого. Он явно жаждет восхищения. Зациклен на самом себе. Возможно, это и есть суть его противоречия. И не единственного, разумеется.