Барон вопросительно взглянул на Сен-Жюста, но тот упорно молчал.

Тогда барон вызывающим тоном медленно повторил:

– Если только он действительно так ненавидит нашу кровожадную революцию, как показывает.

В тоне его звучало сомнение. Сен-Жюст вмиг вспыхнул негодованием.

– Алому Первоцвету, – заговорил он, – нет никакого дела до ваших политических планов. Свой благородный подвиг он совершает ради справедливости и человеколюбия.

– И ради спорта, – фыркнул де Батц, – по крайней мере, мне так говорили.

– Он англичанин, – возразил Сен-Жюст, – и потому никогда не признается в том, что им руководит мягкое чувство. Но какова бы ни была причина, результаты говорят сами за себя!

– О да! Несколько жизней спасены от гильотины! Но чем невиннее и беспомощнее были бы жертвы, тем громче вопиял бы голос крови в осуждение диких зверей, пославших их на казнь!

Сен-Жюст молчал, считая спор бесполезным.

– Если кто-нибудь из вас имеет влияние на вашего пылкого вождя, – продолжал де Батц, не смущаясь молчанием собеседника, – то я от души желаю, чтобы им воспользовались.

– Каким образом? – спросил Арман, невольно улыбаясь при мысли о том, чтобы кто-нибудь руководил планами Блейкни.

Пришла очередь барона замолчать. Подождав несколько минут, он спросил:

– Что, ваш Рыцарь Алого Первоцвета в настоящее время в Париже?

– Это я не могу вам сказать, – ответил Арман.

– Ну, со мной нет необходимости притворяться, друг мой! Увидев вас сегодня вечером в Париже, я сразу догадался, что вы приехали не один.

– Вы ошибаетесь, дорогой мой, – спокойно проговорил Арман, – я приехал один.

– Не могу этому поверить, так как заметил, что вы не особенно обрадовались встрече со мной.

– И опять-таки ошиблись. Я был очень рад вас видеть, так как чувствовал себя весь день чрезвычайно одиноким. То, что вы приняли за неудовольствие, было просто удивление от неожиданной встречи.

– Неожиданной? Положим, вы действительно могли удивиться, видя, что такой известный и опасный заговорщик, как я, разгуливает на свободе. Вы, разумеется, слышали, что за мной следит полиция?

– Я слышал, что вы сделали не одну благородную попытку освободить из рук этих животных наших несчастных короля и королеву.

– И все эти попытки окончились неудачей, – невозмутимо произнес де Батц. – Каждый раз меня или продавал кто-нибудь из моих сообщников, или выслеживал подлый шпион, жаждавший получить награду за донос. Да, мой дорогой друг, после нескольких попыток спасти от эшафота короля Людовика и королеву Марию Антуанетту я все-таки не в тюрьме и смело гуляю по улицам, разговаривая со встречающимися друзьями.

– Вам благоволит удача, – не без иронии заметил Сен-Жюст.

– Я всегда был очень осторожен, – возразил де Батц. – Я заводил себе друзей там, где, как я и предвидел, они могли мне больше всего понадобиться.

– Да, я знаю, – с насмешкой подтвердил Арман, – вы пользуетесь австрийскими деньгами…

– Значительная часть которых прилипает к грязным рукам наших милых патриотов, устраивающих революции, – докончил за него де Батц. – На деньги австрийского императора я покупаю свою безопасность и могу поэтому работать на пользу монархии Франции.

Сен-Жюст молчал, невольно проводя параллель между этим самодовольным хвастуном и тем благородным заговорщиком, чистые, ничем не запятнанные руки которого всегда были готовы поддержать слабого и несчастного.

– Мы подвигались вперед медленным, но верным шагом, – продолжал де Батц, не подозревая, какие мысли родились в голове его молодого друга. – Мне не удалось спасти монархию в лице короля и королевы, но я могу спасти дофина.

– Дофина? – невольно прошептал Сен-Жюст.

– Да, дофина, – подтвердил де Батц, – вернее, Божьей милостью Людовика Семнадцатого. В настоящее время это – самая драгоценная жизнь во всем мире.

– Вы правы, де Батц, – горячо проговорил Арман, – это – самая драгоценная жизнь на свете, и ее надо во что бы то ни стало спасти.

– Разумеется, – спокойно сказал де Батц, – только без участия вашего друга, Рыцаря Алого Первоцвета!

– Почему это?

Не успело слово сорваться с губ Сен-Жюста, как он уже пожалел об этом.