– Не понимаю, почему они вообще должны получить хоть что-то, – сказал он Даймону.

До сих пор никто, кроме Даймона, не знал, что за жалкой начальной ценой стоял министр финансов Соединенных Штатов Америки, и Полсон хотел, чтобы так и оставалось. Как и большинство консерваторов, он все еще верил в принцип «невидимой руки» – широко известное понятие неоклассической экономики, подразумевающее, что вмешательство власти было крайней мерой.

Как бывший глава компании Полсон прекрасно понимал Даймона. Он тоже намеревался утихомирить рынки, хотя происходящее вокруг них уже стало событием недели. После объявления цены в два доллара за акцию акционеры и работники Bear практически взбунтовались, угрожая не только сорвать сделку, но и «взорвать» рынок. А в наспех подготовленном соглашении о слиянии Даймон нашел жуткую ошибку, в которой обвинил своих юристов из Wachtell, Lipton, Rosen & Katz: акционеры Bear могли проголосовать против сделки, но JP Morgan был бы по-прежнему обязан гарантировать сделки Bear в течение всего года.

Даймон рассказывал Полсону, как Эд Молдавер, старый брокер в Bear, – мудак, по словам Даймона, – публично насмехался над ним во время заседания, которое Даймон созвал, чтобы объяснить условия сделки сотрудникам Bear. «Это не брак по принуждению,[85] – проворчал Молдавер перед сотнями сотрудников Bear. – Это больше похоже на изнасилование».

Теперь Полсон рассказал Даймону, что в Вашингтоне он сталкивается с аналогичными протестами, потому что для большинства людей в правительстве все обитатели Уолл-стрит жадны и слишком много получают, а идея их спасения была так же популярна, как и идея повышения налогов. «Куда ни кинь, всюду клин», – сказал он.

Не облегчало ситуацию и то, что это был год президентских выборов. В понедельник, на следующий день после объявления о сделке Bear Stearns, кандидат от Демократической партии, сенатор Хиллари Клинтон, которая, по данным национальных опросов, в то время немного вырвалась вперед, раскритиковала сделку, зайдя так далеко, что связала спасение администрацией Буша Bear Stearns с проблемами в Ираке.

Демократ Барни Франк, председатель Комитета Палаты представителей по финансовым услугам, был не менее суров. Он тоже представил сделку как обвинительный вердикт боссу Полсона – президенту Бушу. «Все эти годы республиканского дерегулирования и отсутствие регулирования на фоне распространения новых финансовых инструментов позволили им взять большую часть экономики в заложники,[86] – жаловался Франк. – И нам придется заплатить выкуп, нравится нам это или нет».

Хотя критика плана спасения была одним из немногих вопросов, по которым обе партии достигли абсолютного единодушия, республиканцы по разным причинам тоже были недовольны. Консерваторы считали, что рынок позаботится обо всем сам и любое вмешательство государства только ухудшит ситуацию. «Во-первых, не навреди!» – сказали бы они, ссылаясь на «Эпидемии» Гиппократа. Возможно, немного крови и прольется, но креативное разрушение – одна из издержек капитализма. Тем временем умеренных республиканцев заваливали жалобами избиратели, задавшиеся вопросом, почему люди, ответственные за уничтожение их пенсионных накопительных счетов, вообще заслуживают каких-либо денег налогоплательщиков.

Все называли это «выкупом» – словом, которое ненавидел Полсон. Он был уверен, что помог спасти американскую экономику. Это было спасением в буквальном смысле, выкачиванием воды из тонущего судна, а не просто словами. И он не понимал, почему никто в Вашингтоне не замечал этого.

Однако он знал, что в определенный момент придется заплатить дикие суммы независимо от того, насколько точным окажется его прогноз. Хотя президент публично похвалил и его, и сделку, на самом деле Буш был в ярости. Президент понимал необходимость выкупа, но также он понимал и то, каким образом этот выкуп будет политизирован. «За это нас разорвут на части, не так ли?» – спросил он Полсона, прекрасно зная, что ответ будет утвердительным.

Полсону не нужно было напоминать, какую позицию занимал президент по данному вопросу. В среду перед сделкой с Bear Полсон провел день в Овальном кабинете, консультируя Буша перед его выступлением в Экономическом клубе[87] Нью-Йорка в отеле Hilton в ближайшую пятницу. Буш включил в свое выступление тезис о том, что никаких выкупов не будет.

– Не говорите этого, – настаивал Полсон, просматривая текст.

– Почему? – спросил Буш. – Мы не собираемся никого выкупать.

– Вы можете оказаться вынуждены выкупать, как бы отвратительно это ни звучало,[88] – заметил Полсон.

В целом ситуация для Полсона складывалась наихудшим образом: экономика превратилась в политический футбол, репутация оказалась под ударом, а сам Полсон был вынужден играть по правилам Вашингтона.

* * *

Понимание Генри Полсоном того, как в столице все работает, было одной из причин, по которым он отклонил приглашение занять должность министра финансов весной 2006 года, причем не один, а два раза. Он сознавал риски, связанные с этой должностью. «Я брошу здесь все, не смогу работать с этими людьми и уйду с испорченной репутацией. Посмотрите, что говорили о Сноу и О’Ниле!»[89] – сказал он. Его предшественники, Джон Сноу и Пол О’Нил, приехали в Вашингтон признанными мастерами в своих отраслях, а ушли с запятнанными репутациями.

Он несколько месяцев мучился, прежде чем принять решение. Он был уверен, что у него уже есть лучшая работа в мире: генеральный директор Goldman Sachs, наиболее почитаемого инвестбанка на Уолл-стрит.

В качестве руководителя компании Полсон путешествовал по всему миру, уделяя большую часть внимания Китаю, где стал кем-то вроде неофициального посла американского капитализма, возможно, добившись более крепких отношений с китайскими лидерами, чем кто-либо в Вашингтоне, включая государственного секретаря Кондолизу Райс.