Вот это взращиваемое сейчас поколение и надо сохранять. Не допустить до руля плесень, озабоченную только собственным благополучием. Иначе уже в следующем поколении мальчики будут мечтать стать бандитами, а девочки – валютными проститутками. Понятно, какая потом из них будет власть: готовая отдаться за деньги сильнейшему и замочить слабейшего. Возникнет ситуация плохого равновесия. Попав в него, выбраться почти невозможно.

Задумчиво отложив стопку газет, я каким-то верховым чутьем нашел банку кофе. Вот тебя-то мне и надо, золотце мое! Две чайные ложки легкого, как пыль, темно-коричневого порошка, горячая вода и полторы ложки сгущенки… Тот самый кофе, тот самый вкус… Не самый ароматный, но привычно бодрящий.

Встал у кухонного окна, грея ладони о чашку, и снова вгляделся в жизнь Измайловского проспекта. Предстояло придумать, как жить дальше, чтобы потом опять не было мучительно больно… Один раз я уже пожил, поплевывая в вечность, больше не хочу.

Отставив чашку, начал нарезать круги по кухне, выплескивая переполняющую меня энергию. Итак, передо мной две задачи. Одна – тактическая – вписаться в социум, не вызывая сильного удивления своим поведением. Тут есть сложности, но мне это по силам даже без памяти реципиента. В конце концов, реципиент – это я, только тридцать пять лет назад. Да, я многое забыл, но многое и помню. А часть забытого быстро восстановлю. К тому же все равно деваться некуда, я уже здесь.

Вторая задача – стратегическая – ни много ни мало, а повернуть колесо истории. Смогу ли я это сделать без особых способностей, которых пока нет и неизвестно, появятся ли они? Предположим, способности просто еще не проявились. Предположим. Буду исходить из этого, так приятнее. Иначе мне остается только плыть по течению истории, наблюдая за переформатированием общественного сознания и распадом страны. И фарш будет невозможно провернуть назад.

Я опять задумчиво закружил, потом упал на руки и попытался в темпе отжаться.

У-у-у… совсем забылся… Голова взорвалась болью, накатила дурнота. Сев на пол, я прислонился к кухонной тумбе, дотянулся до стоявшего на углу стола стакана и отхлебнул. Погорячился. Временно надо обходиться без привычного способа концентрации.

Через две-три минуты полегчало. Ладно, пока стратегических идей нет, буду решать тактическую задачу и надеяться на лучшее. И я пошел за учебником геометрии.

Где-то через час, исчеркав несколько листов в черновике, с облегчением откинулся на спинку стула и отложил в сторону китайскую чернильную ручку. Почерк, кстати, когда не задумываюсь над ним, получался «как кура лапой».

Первоначальный страх, что не угол в треугольнике тупой, а я, сменился заслуженной гордостью – «кое-что могем». Вроде бы и не высока преграда – курс геометрии за восьмой класс, но за последнюю треть века я стал сугубым гуманитарием, у которого синусы-косинусы вызывают паническую реакцию. Однако теперь я уверен, что прикидка сил была правильной, – к субботе восстановить всю геометрию в памяти реально.

Особо радовали прорезавшиеся острота и резвость мышления. Все же с возрастом способности мозга снижаются, причем настолько постепенно, что самому это и не заметно. И только резкое омоложение дало мне возможность почувствовать разницу: мозг работает как губка, интенсивно, чуть ли не урча от удовольствия, впитывая новые знания и, подобно лучу лазера, легко препарируя логические конструкции.

«А неплохой мне процессор достался, – подвел я промежуточный итог. – Надо его холить и лелеять, к примеру, давать вовремя отдохнуть. А лучший вид отдыха – смена деятельности. Иди сюда, биология, полистаю я тебя…»

Звонок в дверь грянул неожиданно, оторвав меня от изучения тонкостей химического равновесия. Я изумленно похлопал глазами: «Кого это черт принес?»

– Ловко ты от контр увернулся, – с завистью заявил Паштет с порога. – Один щелбан от стены, а сколько плюсов!

– Не слушай балбеса, – возникла за его плечом разрумянившаяся от морозца Света. – Он сегодня по инглишу два «трояка» сразу схлопотал, теперь боится, что его в поход на каникулах не отпустят.

– Проходите, гости дорогие, – посторонился я, вглядываясь в своих товарищей и заново знакомясь с ними.

Зашедший первым Паштет быстро скинул ботинки, вздернул на вешалку потертую куртку и, слегка косолапя, уверенно направился в мою комнату, освобождая место для Светы. Высокий, крупный, круглолицый, с небольшим курносым носиком, усыпанным неяркими веснушками, тускло-рыжеватой шевелюрой и маленькими голубенькими глазками, он был лишь чуть моложе уже основательно поистершегося из моей памяти образа.

Света отпихнула ногой брошенный в прихожке портфель Паштета, разгребая себе пятачок для маневра, и начала снимать пальто. Я протянул руки, чтобы его принять.

– Ты это что? – удивленно замерла она в неудобной позе.

– Пальто помочь повесить… – с недоумением откликнулся я.

– Да… Крепко тебя приложило… – кривовато улыбнулась Света, удивленно покачивая головой. – Ты мою просьбу выполнил?

– Каку таку просьбу?

– Плиточку волшебную пометил?

Я шагнул вперед и взял легкое пальтишко: