Одна лишь чернота.

Тогда приник к отверстию ухом и вскоре уловил скрип, шлепки, короткие женские всхлипы и вскрики. А еще – донесся характерный аромат опиумного дыма.

Похоже, кронпринц Иоанн берет от жизни все…

Отыскав на кольце подходящую отмычку, я отпер замок, тихонько проскользнул внутрь и сразу замер на месте, пытаясь разобраться в обстановке.

Кладовка, это просто кладовка.

Нашарив лежавшую на полке подушку, я стянул с нее наволочку и осторожно приоткрыл дверь. В гостиной никого не оказалось, но охи и ахи теперь доносились куда отчетливей. И, что вполне логично, доносились они из приоткрытой двери спальни.

Мимо которой я благополучно и прошмыгнул.

Осторожно пробрался в прихожую, задвинул засов входной двери и только после этого вернулся полюбоваться на крайне занимательное зрелище, благо темень в спальне рассеивали многочисленные светильники, а полупрозрачная ткань балдахина происходящего на кровати действа нисколько не скрывала.

Посмотреть действительно было на что. Кронпринц Иоанн оказался распластан на спине, руки и ноги наследника престола были примотаны шелковыми шнурами к стойкам, а обнаженная прима королевской оперы скакала на нем столь самозабвенно, что скрип дерева, полагаю, был слышен и в коридоре.

Да уж – обездвижить жертву и в самом деле проблемой не станет.

Опустившись на четвереньки, я проскользнул к мерно раскачивавшейся кровати, там резко приподнялся и отдернул балахон. Пустая наволочка накрыла запрокинутую девичью голову, а, прежде чем успел поднять крик одурманенный опиумом кронпринц, в его рот оказалась затолкана скомканная сорочка.

Инга принялась вырываться, и пришлось слегка ее придушить, потом я занялся наследником престола, шею которого без особого пиетета ухватил и сжимал до тех пор, пока не закатились яростно вперившиеся в меня глаза. Сразу ослабил хватку, нащупал пульс и с облегчением перевел дух.

Живой! Убивать кронпринца не входило в мои планы.

Смяв полученную от болезного господина бумажку, я зашвырнул ее в дальний угол, затем стянул с пальца серебряный перстень официала ордена Изгоняющих и спрятал его под подушкой, словно кольцо случайно слетело с пальца душителя.

А что удавить жертву не вышло, так ничего удивительного – артрит у человека.

Да – Якоб Ланц в очередной раз оправдал прозвище Ловкач и, пока из него выбивали дух, успел подменить моим перстнем перстень из бархатного мешочка на шее вербовщика. И пусть теперь болезный господин объясняется, каким образом кольцо с его личным номером оказалось под подушкой полузадушенного наследника престола!

Хотел бы я при этом присутствовать!

А даже если выкрутится, заговорщики вспомнят обо мне еще очень нескоро; будет время на новом месте обустроиться. Главное, ноги отсюда унести…

Соскочив с кровати, я поспешил к черному ходу, отпер дверь и настороженно выглянул в коридор. Никого. Тогда спустился на второй этаж и выбрался на улицу через открытое окно.

До фонтана добрался без приключений. Там заглянул в карету, убедился, что Джек до сих пор валяется без сознания, и щедро окропил его крепленым вином. После развязал путы, сунул полупустую бутылку под руку и со спокойной душой прикрыл дверцу.

Пьянство на рабочем месте в такой-то день – пустяки, дело житейское. Сегодня часовым точно будет не до переборщившего с вином господина Пратта.

Но нет, караульные бдели и проверяли все кареты подряд, невзирая на чины и звания их владельцев. Еще и лица высвечивали. В одном повезло – экзорцисты выезжающими нисколько не интересовались, их внимание полностью занимали те, кто двигался в противоположном направлении. А таких оказалось вовсе немало: челядь как раз начала подъезжать за припозднившимися на балу господами, и с той стороны выстроилась целая вереница карет.

Когда заглянули к Джеку, я хоть и обливался холодным потом, но все же нашел в себе силы пошутить:

– Только не разбудите, а то до утра не угомонится.

Начальник караула недобро глянул на незнакомого усача и спросил:

– Куда направляетесь, любезный?

– Велено домой доставить, – ответил я. – На Старгородскую аллею, дом второй от пруда.

– Проезжай!

И я проехал. На служебных воротах на карету никто не взглянул, а некие мутные личности, крутившиеся поблизости, ждали точно не меня. Ну какой из меня, право слово, Себастьян Март?

Кое-как разминувшись со встречными каретами, я вывернул на бульвар и придержал лошадей. Только придержал – и на козлы тотчас взобрался Ловкач, под глазом которого наливался глубокой синевой свежий синяк.

– Ну и рожа у тебя, Себастьян, – поежился он. – Раньше и то, право слово, краше была.

– Хмурый где? – спросил я у него.

– Здесь! – отозвался невесть когда запрыгнувший на запятки головорез.

– Лезь в карету, присмотри за рыжим.

– Серьезно?

– Да! Быстрее, пока он не очухался! – поторопил я его и, глянув на хитрющую физиономию Якоба, поинтересовался, как обстоят дела с опиумом.