Шрифт:
– Верно, – согласился Максим.
– И много еще работы?
– К сожалению, – ответил Максим, – больше, чем хотелось бы. Создалось впечатление, что организм отчаянно защищается от бессмертия. Вообще-то эгоистично говорить то, что скажу, но ему в самом деле так стоило делать до тех пор… в смысле умирать, пока эволюция не создала нас. В самом деле, если бы наши предки стали бессмертными, по планете все еще бродили бы кроманьонцы. Или питекантропы, в зависимости от того, когда человек вдруг стал бы бессмертным.
Фирестоун хмыкнул:
– А если бы бессмертными стали простейшие?
– Ого, – ответил Максим, – вы и про них знаете? Простейшие и населяли бы планету до сих пор. Эволюция поступила мудро, отложив бессмертие до нашего времени. Мы сумеем им распорядиться правильно, а не просто жить да поживать в довольстве.
– А бессмертные не станут жить в довольстве?
Максим улыбнулся.
– Мы же не живем?
– То мы, – ответил Фирестоун и посмотрел на него дружески, – а народ попроще?
– Могу предположить, – сказал Максим, – что первые сотни и даже тысячи бессмертных не будут жить в довольстве.
– Это понятно, первые будут лучшими… А когда бессмертными станет и остальное говнецо?
– Первые, – проговорил Максим в задумчивости, – ринутся на покорение новых вершин. Возможно, таких наберется даже миллион, я безголовый оптимист…
Фирестоун повторил:
– А что с остальными жителями Земли?
Максим ответил с неохотой:
– Некорректный вопрос. На него и ответы дают обтекаемые, чтобы не обидеть этого простого человечка. У нас же как бы демократия! А лучше так и вовсе увиливать от ответа либо делать заведомо красивые и успокаивающие заявления, что все хорошо, все поют и всем достанется в духе отнять и поделить.
Фирестоун посмотрел на него с интересом.
– Но мы с вами одного поля ягоды. Мы трудоголики.
Максим кивнул, да, он трудоголик, но ответил все же обтекаемо:
– Многие, как ни странно, и сейчас не хотят становиться бессмертными. Хотя, конечно, многие из тех, кто бессмертие яростно отрицал и на этом что-то зарабатывал, ринулись в числе первых к столу раздачи… В общем, мы прилагаем все усилия для того, чтобы снизить стоимость операции на генах. Ударными темпами ведутся параллельные разработки, где бессмертия стараются добиться, создавая новые лекарства. У них, конечно, самый идеальный вариант: проглотил пилюлю и – в организме запускается самообновление, делающее ткани бессмертными.
– Как скоро это будет?
– Обещают, – ответил Максим, – что скоро.
– А как на самом деле?
Максим снова развел руками.
– Вам как, оптимистично или правду?
Двери кафе перед ними распахнулись, Максим остановился и пропустил вперед Фирестоуна. Хоть и магнат, и это значит, мало заслуживающий уважения, но человек в возрасте, а это обязывает.
– Я правду вынесу, – пообещал Фирестоун. – У меня крепкие кости.
– Я могу отвечать, – пояснил Максим, – только за свой коллектив. Мы тоже стараемся изо всех сил упростить процедуру… конечно, не за счет качества, но у нас есть известные ограничения. А вот у фармацевтов нет, так как лекарство можно улучшать и улучшать, пока не будет стоить центы.
– А почему нельзя улучшать ваш метод?
Максим посмотрел на него с интересом.
– А как вы это видите? Заменить команду лучших нейрохирургов мира, которых можно пересчитать по пальцам одной руки, бригадой низкооплачиваемых слесарей-водопроводчиков?..
Фирестоун хмыкнул, кивнул.
– Да, верно… Но лекарства еще когда будут, да и будут ли?.. Никто не отменил ножа хирурга. Во всяком случае, вы спасете жизни нобелевским лауреатам, самым великим ученым… верно?
Максим ответил нехотя:
– Вообще-то, медицина должна спасать всех, но… вы же сами понимаете..
Фирестоун с удовольствием посмотрел на обнаженную красивую официантку, что принесла им кофе и пару трехэтажных пирожных. Она улыбнулась, заметив его оценивающий взгляд, и удалилась, красиво покачивая идеальными ягодицами, где ни намека на морщинки, больше похожие на прекрасно отрендеренные модели скинов.
– Я еще застал время, – сказал он в ответ на удивленный взгляд Максима, – когда женщины только боролись за свои права ходить обнаженными. Однако мерзкие бабищи в правительстве всякий раз блокировали их требования, не желая давать преимуществ красивым дурам, которым просто повезло с комбинацией генов. Но теперь, когда это всего лишь вопрос трех-четырех часов пребывания в кабинете хирурга…
Максим засмеялся:
– Ну да, у женщин у руля больше возможностей, как и денег. Всяк соглашается только на то, что ему выгодно.
Фирестоун кивнул.
– Здесь та же ситуация, что и с мужчинами. Те стеснялись обнажаться в публичных местах в первую очередь из-за проблем с пенисом. Большинство почему-то уверены, что у него короче, чем у соседа, но когда операция по увеличению до любой мыслимой длины и толщины стала делом опять же одного-двух часов, то сразу же большинство тут же проголосовало за отмену этого дикого – ха-ха! – запрета.