Память сохранила множество эпизодов, связанных с сенокосом. Много там было и хорошего, и плохого. Приведу еще только один, особенно запомнившийся. После 5-го класса косили мы, далеко — верст 15 от города. Сметали стог, мама побежала в город, искать машину, а я с тетей Толей остались сторожить стог (иначе украдут!). Мама бегала по улицам Воткинска и никак не могла найти грузовик. На целых три дня стог стал нашим домом. Мне нравилось на том покосе: чистенький такой, сухой скошенный лужок, никакой работы: читай (помню: «Лже-Нерон» Фейхтвангера), бросай в цель дротики, сделанные из веток, лениво болтай с тетей Толей. Вот только продукты быстро кончились, и мы питались в основном ягодами — земляникой и клубенигой (дикая клубника). Поэтому мы так обрадовались, когда прибежали к нам Тайка и Нюрка, принесли хлеба и сметаны (сами понимаете: более вкусной сметаны я в жизни своей не ел).

А еще через день приехала наконец мама, мы увезли сено. Но, ночуя в стогу, я застудил ногу. Бедро стало багровое, блестящее, как будто лакированное, и болело. Врачи что-то признали, кажется, воспаление клетчатки, пытались помочь, но дальше установления диагноза дело не пошло — мне становилось всё хуже. Я уже совсем не мог ходить, недели три валялся в постели. И вот приходит как-то к маме знакомая и говорит: «Николаевна! Да ты смазывай ему ногу говном!» И очень скоро я встал на ноги. Помню счастливый августовский день: я впервые иду с мамой в центр, да еще и в кино (как много значило оно в нашей жизни!), да еще и Левитан по громкоговорителям кричит об освобождении от немцев очередного нашего города и об орудийном салюте в честь этого события.

Нет худа без добра. Болезнь ноги помогла мне через год избежать ремесленного училища и остаться в школе. История характерна для того времени, стоит ее рассказать.

Было так. Осенью, уже после войны, прямо в середине урока входит в наш класс Зинаида Ивановна (директор школы) и с ней какой-то незнакомый мужчина. Она говорит:

— Ребята! Вы понимаете, что стране нужно восстанавливать хозяйство, разрушенное войной, нужны квалифицированные рабочие. Двое из вашего класса направляются в ремесленное училище. Это… это… — Зинаида Ивановна уткнулась в список, ну а мы, особенно, конечно, второгодники-двоечники, замерли: ремесленное училище пользовалось в Воткинске дурной славой, «ремесленники» — шумный, драчливый, вороватый народ, в основном беспризорники. Это… — Зинаида Ивановна никак не решалась назвать фамилии — это… Мухлядо и Санников.

Кто направил в «ремесленное» лучших учеников класса — остается только гадать. Тут же, в середине урока мы со Славкой Мухлядо собрали книжки-тетрадки и, всхлипывая, пошли домой. На следующий день мы должны были прийти к директору ремесленного училища, но Зинаида Ивановна через кого-то передает нашим родителям, чтобы мы никуда не ходили, сидели дома и учили уроки (чтобы не отстать), а школа постарается нас отстоять.

Знакомые успокаивали маму: «Ну, чо, Сима? Может, и к лучшему! Вовка закончит ремесленное, на завод пойдет, зарабатывать будет! Тебе же легче будет! Вон у тебя какая орава!» Но мама даже слышать об этом не хотела, предприняла героические усилия, чтобы вернуть меня в школу. Мы с ней ходили к председателю Горисполкома (помню даже его фамилию — Быков), а с дядей Ваней даже в столицу (Ижевск) ездили.

Родичи мои упирали не на закон, не на Сталинскую конституцию, гарантирующую право на образование, — они били на жалость, на то, что я — «первый ученик» (это была правда), «здоровьем слабый, в прошлом году нога болела, вот и счас маленько прихрамыват» (а вот это уже неправда — я нормально ходил, бегал, прыгал, но перед посещением высокого начальства мама и дядя Ваня тренировали меня немного подволакивать ножку). Совместными усилиями нас отстояли, и через месяц мы со Славкой вернулись за свои парты. Не получилось из нас токарей.

Кроме блошек, все остальное водилось в военные годы в достаточных количествах. Надежных средств борьбы с тараканами и клопами как-то не было. Обваривали их кипятком, смазывали керосином, а зимой, если паразиты совсем уж одолевали, их вымораживали. Вся наша семья переселялась на несколько дней к кому-нибудь из теток. Распахивали все двери. Интересно было зайти в пальто, в шапке в наш дом, ставший таким незнакомым: на полу снежок, иней на стенах, мороз как на улице. После этого на некоторое время можно было вздохнуть с облегчением.

Ну а вошки водились не только в военные, но и в довоенные и в послевоенные годы. Да и в предшествующие эпохи, судя по литературе, вошек и охоту на них не считали в России чем-то экстраординарным. Достаточно вспомнить оду «Фелица», где знатный екатерининский вельможа Гаврила Романович Державин включает истребление вошек в картины семейного счастья:

Помню, приходит к нам кто-нибудь из теток: «Ну-ко, Сима, давай поищемся. Чо-то голова чешется!» Мама берет специальный нож (он так и назывался — вшивик), сестры садятся рядом, и одна ищет в волосах, а другая лениво разговаривает или подремывает.

Как, наверно, у любого человека, были в моей жизни эпизоды, которые хотелось бы забыть. Один из них связан с обсуждаемой малоаппетитной темой, относится ко времени, которое я описываю, и приходится его привести. Что делать? Из песни слова не выкинешь…