Портрет дьявола: Собрание мистических рассказов

Собранные в этой книге таинственные и мистические повествования европейских, американских и австралийских писателей XIX — начала XX века объединяет сквозной образ загадочного портрета, живущего скрытой фантастической жизнью, наделенного экстраординарными свойствами и способного оказывать роковое влияние на судьбу своего прототипа, а также на судьбы своих зрителей и владельцев. Введенный в литературу Горацием Уолполом, автором готического романа «Замок Отранто» (1764), этот образ оказался исключительно востребован мрачными историями о потусторонних пророчествах, родовых проклятиях и воздаяниях с того света, а в дальнейшем получил широкое развитие в романтических и постромантических сюжетах о природе искусства и миссии художника, обретя каноническое воплощение в двух всемирно известных шедеврах — повести Н. В. Гоголя «Портрет» и романе О. Уайльда «Портрет Дориана Грея». В репертуар сюжетов и персонажей книги входят наследственное безумие, запечатленное кистью художника, и опасные любовные связи с инфернальными существами, обольстительная вампиресса и невеста дьявола, обретшие бессмертие на полотне, привидения, заказывающие собственные портреты, и хитроумный убийца, играющий на суеверных легендах, которыми окружены старинные холсты…

Иоганн Август Апель, вошедший в историю немецкой литературы как прозаик, драматург, поэт и теоретик стихотворной метрики, родился в Лейпциге в семье адвоката и мэра города Генриха Фридриха Иннокентия Апеля, что надолго предопределило характер его основных — отнюдь не связанных с писательским поприщем — профессиональных занятий. Получив гимназическое образование в лейпцигской школе Св. Фомы, он пошел по стопам отца и с 1789-го по 1793 г. изучал юриспруденцию сперва в Лейпцигском, а затем в Виттенбергском университете; в последнем ему в 1795 г. была присуждена ученая степень доктора права, позволившая обзавестись адвокатской практикой в родном городе. В 1801 г. Апель был избран членом городского совета Лейпцига.

Первые крупные литературные опыты Апеля относятся к началу XIX в., когда одна за другой анонимно публикуются его классицистские трагедии «Полиид» (1805), «Этолиец» (1806), «Каллироя» (1806), «Кунц фон Кауфунген» (1809). Параллельно с драматургическим творчеством писатель в 1807–1808 гг. опубликовал в лейпцигской «Всеобщей музыкальной газете» цикл статей по теории стиха «О ритме и метре», новаторские идеи которых позднее были развиты им в обобщающем двухтомном труде «Метрика» (опубл. 1814–1816), вызвавшем в Германии острую научную полемику'. Но самым известным и плодотворным литературным проектом Апеля оказалась написанная им в соавторстве с Фридрихом Лауном (наст, имя Фридрих Август Шульце, 1770–1849) пятитомная «Книга привидений» — собрание страшных повестей и новелл, изданное в Лейпциге в 1811–1815 гг. Сюжет новеллы Апеля «Вольный стрелок», которая открывала первый том этого издания, спустя несколько лет лег в основу либретто знаменитой оперы Карла Марии фон Вебера (1786–1826) «Волшебный стрелок» (1819–1821, пост. 1821), написанного немецким поэтом, прозаиком, журналистом и адвокатом Иоганном Фридрихом Киндом (1768–1843). Особый вклад «Книга привидений» внесла в историю британской литературы: французский перевод ряда повестей из первых двух томов этого сборника, изданный в 1812 г. под названием «Фантасмагориана, или Собрание историй о привидениях, призраках, духах, фантомах и проч.», инициировал знаменитое творческое состязание между английскими писателями-романтиками Дж. Г. Байроном, П. Б. Шелли, М. Шелли и Дж. У. Полидори, состоявшееся летом 1816 г. на швейцарской вилле Диодати. Результатами этого состязания стали, как известно, роман М. Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1816–1817, опубл. 1818) и повесть Полидори «Вампир» (1816, опубл. 1819) — прославленные образцы романтической готики, сюжеты и персонажи которых оказались необычайно востребованы культурной мифологией Нового и Новейшего времени. (Подробнее об этом состязании и о его позднейших отражениях в литературе и кинематографе см.: Антонов С. А.Тонкая красная линия. Заметки о вампирической парадигме в западной литературе и культуре // «Гость Дракулы» и другие истории о вампирах. СПб.: Азбука-классика, 2007. С. 26–49; см. также наш комментарий в изд.: Шелли М.Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек. М.: Ладомир; Наука, 2010. С. 538–544.)

Сумерки постепенно сменялись непроглядной тьмой, меж тем как карета Фердинанда продолжала неспешный путь через лес. Кучер повторял привычные уже жалобы на здешние малопригодные для езды дороги, и Фердинанд мог на досуге предаться мыслям о своем путешествии и о целях, ради которых оно было затеяно, а также настроениям, с ними связанным. Как было принято среди юношей его сословия, Фердинанд учился в нескольких университетах, а кроме того, в недавнем времени посетил наиболее примечательные уголют111 Европы, откуда теперь вернулся на родину, чтобы принять наследство умершего в его отсутствие отца.

Фердинанд был единственным сыном своего отца и последним отпрыском древнего семейства Паннер, а потому его мать особенно настаивала на том, чтобы он скорее заключил блестящий, как полагалось при его знатности и богатстве, брачный союз, благодаря которому она обрела бы желанную невестку, а мир — наследника имени и состояния Паннеров. Беседуя с сыном об избрании супруги, мать чаще всего упоминала некую Клотильду фон Хайнталь. Вначале это имя произносилось в ряду многих других, достойных внимания кандидатур, затем круг сузился, и наконец было заявлено со всей определенностью, что счастье матери целиком зависит от того, одобрит ли сын сделанный ею выбор.

Фердинанд же как будто не стремился обременить себя семейными узами; кроме того, чем чаще и настойчивей твердила его мать одно и то же имя, тем меньшее расположение испытывал он к далекой Клотильде. И все-таки он решил наконец отправиться в столицу, где находились по случаю карнавала назначенная ему невеста и ее отец. Он рассчитывал, исполняя просьбу матери, хотя бы познакомиться с Клотильдой, тайная же его надежда состояла в том, чтобы получить более веские основания для отказа от брака с нею — отказа, каковой мать объясняла одним лишь упрямством.

Однако в карете, среди безмолвия ночного леса, мысли его невольно обратились к прошлому, к самым ранним юношеским годам, еще подцвеченным нежными тонами уходящего детства. Казалось, грядущие времена не сулят ему ничего, сравнимого с былыми отрадами; чем более его тянуло в прошлое, тем меньше хотелось думать о том будущем, которое он против собственной воли должен был себе готовить.

По неровной дороге карета передвигалась черепашьим ходом, и все же, как представлялось Фердинанду, конец путешествия близился с пугающей быстротой; белые часовые столбы, которых все больше оставалось за спиной, сходствовали с белыми привидениями, возникавшими на обочине, дабы возвестить беду.

Кучер успокоился, поскольку половину пути они уже почти миновали, а кроме того, скоро должен был показаться самый удаленный от столицы княжеский замок для увеселений, за которым пролегала достаточно гладкая дорога. Фердинанд, тем не менее, приказал слуге сделать в ближайшей деревне остановку на ночь и отослать лошадей обратно.

Путь в деревенскую гостиницу шел мимо садов. До слуха Фердинанда донеслись обрывки музыки, и он решил уже, что застанет в деревне шумное празднество, за которым будет любопытно понаблюдать, благо это поможет развеять наконец мрачные мысли. Вскоре, однако, Фердинанд заметил, что мелодия отличается от тех, какие нередко слышишь в деревенских гостиницах; когда же он обратил взгляд к ярко освещенным окнам нарядного дома, откуда лились звуки, сомнений не осталось: здесь услаждает себя концертом не обычное для этого сурового времени года деревенское общество, а круг людей более образованных.