Неизв.
Шрифт:
«И почему я сбежала, словно какая-то десятилетняя девчонка? Могла же спокойно зайти в комнату, а там и ясно все стало бы. Так нет же! Захотелось мне, видите ли, в ранимую и оскорбленную поиграть. Мол, смотрите, у меня тоже есть чувства и я могу ревновать!.. Я же не ревную? Не ревную же, да? Нет, не ревную. Конечно. Как я могу ревновать Витю? Пф, конечно. Не ревную. Ага», — пытаясь найти себе оправдание, думала девушка. И тут она внезапно остановилась, будто бы поняла что-то очень важное. Мысль пришла в голову настолько быстро, что Юля еще не успела ее как следует переварить и выдала прямо вслух:
— Я ж ее ревную… Да ну в задницу! Гребаный автобус, да быть не может…
Тут громыхнуло где-то поблизости. Звук был такой, словно с оглушительным треском рушится нечто огромное. Полыхали молнии, словно на миг озаренные вены неба. Серебряные росчерки были всюду и нигде. Юля благоразумно — как она считала — двинулась в сторону большого скопления деревьев и там, устроившись на одной из веток, стала молча смотреть на уже почти черный небосклон.
Вид у девушки был достаточно спокойный, лишь широко раскрытые глаза выдавали ее с головой. В них читалось одновременно и неверие, и удивление.
— Я ее ревную… — негромко повторила девушка, словно боясь, что ее кто-нибудь услышит. Но это было произнесено, скорее, для самой себя.
Смакуя каждое слово, Юля все вдумчивее и вдумчивее повторяла одну и ту же фразу.
«Может, это дружеское? Ведь Марина столько внимания мне уделяла, поэтому я и принимала все, как должное. А тут такое… Конечно, мне неприятно, поэтому ничего удивительного. Только странная эта ревность получается… Будто бы я застукала ее с кем-то, причем она мне является не другом, а словно кем-то большим… А-а-а! Господи, Юля, докатилась! Сидишь здесь, уже вся мокрая до нитки, размышляешь о какой-то несуществующей ревности… Что со мной стало? Да ну всех в задницу… не хочу никого ни видеть, ни слышать!» — хмуро думала кареглазая, а затем достала из кармана мобильный телефон и с особым наслаждением выключила его.
Юля не находила себе места уже битый час. Тело словно ей и не принадлежало. Казалось, будто вся девушка, от кончиков пальцев до корней волос, сплошь покрыта сетью мелких трещин. И складывалось впечатление, словно эти трещины вот-вот станут шире, и девушка разорвется на крохотные частички. Нос заунывно шмыгал, как бы предупреждая о том, что насморк зашел в гости. Девушка продрогла, но из упрямства не хотела возвращаться обратно.
«Трусиха», — шептали мысли.
Время, проведенное за самоубеждением, пролетело так незаметно, что девушка и не обратила на это абсолютно никакого внимания. Лишь когда на небе стало уж совсем темно, Юля осознала, что уже поздно.
Ливень уже почти закончился. Острые длинные капли-иглы сужались и уменьшались в размерах. То есть сейчас уныло моросил противный дождик. Кареглазая удобно — насколько это было возможно в ее ситуации — устроилась на ветке дерева и, прикрыв глаза, стала ждать.
«И чего я жду?.. Не смерти же. Тх. Глупая, глупая Юля. Но так не хочется никуда идти…»
— Яна, мне нужна твоя… гхм, помощь.
Марина открыла дверь комнаты Яны и тут же пожалела о том, что не постучалась. Разумеется, светловолосую смутить было практически невозможно, прямо как из слона сделать балерину. Причем во втором случае шансов на успех было бы гораздо больше.
— Погоди, я сейчас… — хрипло промурлыкала девушка, пока Марина закрывала дверь с той стороны.
Спустя буквально пару минут из комнаты вывалилась Яна, взлохмаченная, словно гигантский воробей, но с такой довольной мордой лица, что умереть не встать просто. Девушка была босиком. Яна, видимо, впопыхах натянула на себя темно-синие джинсы — ремень болтался незастегнутый — и белую футболку.
Окинув свою подругу беглым взглядом, Марина покачала головой, а затем, будто гоня прочь неважные на данный момент мысли, сразу же перешла к сути дела:
— Уже поздно. Юли нет. Мне нужно…
— Ее найти, — кивнула с улыбкой Яна. — Наш котик опять ограбил директора: угнал у него наркоманский велик и огроменный торт? Или опять котику продали спиртного и теперь он где-то зажигает с мальчиками… или девочками? Нехорошо-нехорошо… Еще и меня оторвала от чрезвычайно важного занятия.
Светловолосая молчала, а затем ровным голосом начала:
— Нехорошо то, что Аня ночует не у себя в комнате. Нехорошо то, что ты ведешь себя как…
— Как? — с едва заметной улыбкой спросила девушка.
— Иди и занимайся, чем хочешь, я сама найду Юлю.
— Марин, да брось, я ж пошутила… — Яна попыталась было приобнять подругу, но светловолосая резко вывернулась.
— Извини, что потревожила, — не поворачиваясь, спокойно бросила девушка и побрела дальше по коридору.
— Да ну вас всех, — сквозь стиснутые зубы процедила Яна и, угрюмая, пошла к себе в комнату.
***
На выходе из общежития Марина столкнулась с Аней. Рыжая не спала, а юрко шастала по первым этажам, заходя то в ту, то в другую комнату, где еще не спали дети. Несмотря на то, что детям было десять-двенадцать лет, они все равно боялись оставаться одни, если их соседей по комнате забирали домой родители. Поэтому Аня поочередно заходила в комнату, успокаивала малышку, чуть-чуть сидела с ней, пока девочка не уснет, а затем тихонько выходила и шла по коридору дальше. Тем детям, которые подолгу не могли заснуть, девушка читала стихи, и тогда малышки в скором времени засыпали под мелодичный голос Ани.