– Я так и не понял, что это такое, – хмуро сказал я.

– Тебе же сказали: темница для невезучих демонов вроде тебя: тех, кто попал в чужой мир не по собственной воле. Можно сказать, это твоя личная порция вечности. Величайшее благо для совершенного существа, и величайший кошмар для такого, как ты. Там нет ничего кроме бесконечного одиночества и молчания: даже возможности дышать или думать. Единственное, что останется при тебе – это способность осознавать окружившую тебя пустоту… Впрочем, пока сам не попробуешь – не поймешь!

– Вы меня просто пугаете, – нерешительно сказал я. – Это какая-то чушь. Так не может быть!

Эти гады снова заржали.

– Почему сразу – не бывает? Только потому, что тебе это не нравится? – Наконец спросил один из них. – Если бы все было так просто, нас бы тоже не было. Мы ведь тебе не нравимся?

Я пожал плечами: отпираться и уж, тем более, делать им комплименты мне упорно не хотелось.

– Не нравимся, – удовлетворенно кивнул он. – Потому что не спешим исполнять твое желание, а вместо этого говорим тебе вещи, которых ты предпочел бы не слышать, да еще и пытаемся ткнуть тебя носом в твое собственное дерьмо. Но ты пока не понял главного: мы собираемся указать тебе путь домой.

– Но вы же сказали, что не станете со мной возиться, – растерянно протянул я.

– Чего мы точно не станем делать, так это брать тебя на ручки и относить в твою кроватку, в которой тебе так хочется проснуться и тут же забыть обо всем, что с тобой случилось, – хмыкнул он. – Тебе прийдется добираться туда самостоятельно, это правда. А доберешься, или нет – не наше горе, это тоже правда. Но вот указать путь – пожалуйста! Собственно говоря, это наша работа…

– И что это за путь? Он будет долгим? – только сейчас я понял, что у меня глаза на мокром месте: этот неприятный дядя вернул мне все, что осталось от моей рухнувшей надежды – не так уж много, но этого оказалось достаточно, чтобы возвратить меня к жизни, со всеми вытекающими последствиями…

– Не таким уж долгим: гораздо короче, чем твоя коротенькая жизнь, – оптимистически ответил он. Собственно говоря, в твоем распоряжении всего двести двенадцать дней – ровно столько осталось до конца года. В конце каждого года мир Хомана делает выдох и избавляется от всего лишнего, в том числе и от незваных гостей, вроде тебя. Если успеешь убраться домой – молодец, не успеешь – тебя заберут Гнезда.

– А оттуда уже никак нельзя выбраться, из этих ваших Гнезд? – упавшим голосом спросил я.

– А черт его знает. Вряд ли… Эта ловушка – одна из разновидностей смерти. Ты часто слышал, чтобы кому-то удалось воскреснуть? Если такое и случается, то очень редко, и не с бродягами вроде тебя, а с могущественными божествами, и тебе не следует рассчитывать, что это чудо произойдет именно с тобой!

– А почему Таонкрахт и его приятели до сих пор живут в вашем замечательном и справедливом мире Хомана? – недоверчиво спросил я. У меня снова случился приступ блаженной подозрительности. Они пугают меня, как армейские сержанты новобранца! – с надеждой подумал я. – Сейчас прийдет какой-нибудь лейтенант, построит этих умников, немного надо мной посмеется и прояснит ситуацию!

Но таких радостей мне пока не светило. Судя по всему, здесь просто не было никаких лейтенантов, в обязанности которых входит брать под защиту перепуганных новичков…

– Таонкрахт и прочие альганцы – не тебе чета! – серьезно сказал бровастый. – Эти люди – путешественники, а не бродяги, они пришли сюда по собственной воле, с открытым сердцем и сразу полюбили этот мир. Они не смотрели с ненавистью на новое небо над своими головами, не плакали и не просились обратно – даже те, чьи тела были изуродованы во время путешествия. Видел, небось, среди них двухголовых? – я молча кивнул, и он продолжил: – Альганцы сразу пришли в восторг от лесистых равнин Мурбангона, и даже сейчас, когда их настигло какое-то древнее проклятие, и их дела покатились под гору, а дни сочтены, они каждое утро начинают с благодарности своему выдуманному богу – за то, что он якобы создал для них эту прекрасную землю. Глупо, но трогательно… Поэтому наш мир не стал избавляться от них. Тебе же говорили: Хомана – справедливое место. Здесь на любовь отвечают любовью, а тот, кто желает уйти, не останется с нами надолго… И учти: если сейчас ты испугаешься и решишь, что от добра добра не ищут, и потратишь драгоценное время на признания в любви к нашему миру – это тебе не поможет. Хомана – не глупая девчонка, которая верит словам, она читает в твоем сердце, а сердечко-то твое все время твердит только одно: прочь отсюда!

– Это правда, – растерянно согласился я.

– А то! – хмыкнул он. – Я вот все жду, когда ты начнешь расспрашивать нас про путь…

– А вас надо именно расспрашивать? – саркастически уточнил я. – А я почему-то думал, что вы сами расскажете…

– Вот дурной! Кому это нужно: нам, или тебе? Посмотрите, какой выискался! – Вурундшундба перешел на сварливый тон пожилой официантки из дешевого придорожного кафе.

– Хорошо, – вздохнул я, – просветите мне пожалуйста, о великомудрые господа, в каком направлении должен я устремить свои стопы, недостойные привилегии попирать эту восхитительную землю…

– Не выпендривайся, – спокойно посоветовал один из них, – нам не смешно, а время уходит.

– Ну тогда просто скажите, что мне теперь делать? – я внезапно почувствовал себя смертельно усталым. У меня больше не было ни сил, ни желания выяснять отношения с этими странными неприятными типами.

– Вот с этого следовало начинать! – кажется, Вурундшундба всерьез обрадовались, что я согласился играть по их дурацким правилам.

– Видишь ли, можно сказать, что тебе повезло, – один из них подошел ко мне так близко, что я зябко поежился от соседства с его тяжелым, сильным и каким-то очень уж чужим телом. До сих пор мне казалось, что большинство обитателей этого мира принадлежит к тому же биологическому виду, что и я сам – кроме, разве что, сияющих подземных жителей, великанов Ургов и кошмарных болотных жителей Грэу и Бэу – впрочем, и те, и другие внешне здорово отличались от людей. С Вурундшундба было сложнее: они выглядели вполне традиционно, нормальные человеческие существа, правда, в довольно экзотических костюмах – с кем не бывает! – но этим их сходство с людьми и ограничивалось.