Шрифт:
7–8он хранит / Письмо.Пушкин также сберег это письмо («свято», как сказано в главе Третьей, XXXI, 2). Следует думать, что, встретившись со своим приятелем зимой 1823 г. в Одессе, Онегин не только показал Пушкину письмо Татьяны, а дал переписать. Эта копия лежит перед глазами Пушкина, когда он переводит в 1824 г. его французские строки русскими стихами.
XXI
XXII
7–17
…несколько минут Они сидят. Слова нейдут Из уст Онегина. Угрюмой, Неловкий, он едва, едва Ей отвечает. Голова Его полна упрямой думой. Упрямо смотрит он: она Сидит покойна и вольна.Здесь моей целью было передать намеренно спотыкающийся ритм с переносами (он отзовется дальше прерывистой речью Татьяны в XLIII и XLVII); вот отчего для воссоздания и чувства, и метрики мне понадобился неровный стих. Наплывы этих строк в переводе сохранены, однако по-русски звучание более мелодично благодаря совершенной ритмической насыщенности ступенчатых сегментов этих четырехстопников. Конец строки 10 — «едва, едва» — идиоматичный повтор. В следующем сегменте (11–12) перенос «Голова / Его», когда местоимение оказывается после существительного, невозможно воспроизвести в силу правил английского синтаксиса.
XXIII
3–4Первоначально (варианты и вычеркивания в беловой рукописи) у Пушкина муж Татьяны и Онегин вспоминали «затеи, мненья… друзей, красавиц прежних лет», чем подтверждается факт, что князь N. был старше своего родственника Онегина лет на пять-шесть, не больше, т. е. ему было около тридцати пяти лет.
В напечатанном тексте прославленной, но по существу трескучей политико-патриотической речи, которую 8 июня 1880 г. при стечении истерически восторженной публики произнес на открытом заседании Общества любителей российской словесности Федор Достоевский, тогдашний сверх всякой меры захваленный автор сентиментальных и готических романов, рассуждая о Татьяне как «положительном типе русской женщины», пребывает в странном заблуждении, будто ее муж — «честный старик». Помимо этого, Достоевский убежден, что Онегин «скитается… по землям иностранным» (т. е. повторяет ошибку Проспера Мериме, писавшего в «Исторических и литературных портретах» [Париж, 1874], гл. 14: «Онегин принужден на многие годы покинуть Россию») и что он потерялся «в новой блестящей недосягаемой обстановке», — иными словами, становится ясно, что Достоевский, собственно, не прочел «ЕО».
Публицист Достоевский был одним из пламенных вещателей тяжеловесных банальностей (слышимых до наших дней), грохот которых увенчивается смехотворным результатом низведения Шекспира и Пушкина до бесцветного уровня глиняных идолов академической традиции — от Сервантеса до Джордж Элиот (уж не говоря о рассыпающихся на глазах Маннах и Фолкнерах нашего времени).
12без педанства.См. коммент. к главе Первой, V, 7.
XXIV
Согласно Томашевскому (Сочинения 1957, V, 627), строфы XXI–XXVI, включая их варианты, были переработаны и приобрели окончательный вид в июне 1831 г. в Царском Селе, после того как была закончена (в Болдине осенью 1830 г.) вся глава, кроме письма Онегина.
1Тут был.Повторяющаяся интонация при перечислении прибывших на блестящий раут (строфы XXIV–XXVI) слишком напоминает интонацию «Дон Жуана» Байрона, песнь XIII, строфы LXXXIV–LXXXVIII («Там был и сэр Болл-Тун…», «Там граф Тирэ, большой аристократ..», «Там были благородные вельможи…» и т. д. <пер. Т. Гнедич>), чтобы говорить о случайном совпадении.