А доказательство того, что это верно — тут аргументация достигает кульминации, — в том, что возможнопредставить Вселенную, в которой так называемые причины безрезультатно уходят в песок, а так называемые следствия постепенно обретают бытийность без своих причин и непрерывность существования ломается, теряется, утрачивается. Если возможно представить это, тогда причины в природе не обязательны. Ибо к чему, в конце концов, приводит отрицание обязательности, если не к заявлению о том, что в мире существуют связи, отделенные от их источника?

За мгновение до смерти философ Хасан ибн Мухаммед, на протяжении всей своей жизни признававший главенство причины, сказал: «Господь Всевышний прав. Ибн Сина ошибался».

История идей — это запись бесед, подслушанных, или переданных шепотом, или поведанных невнятно и в обрывках. Скептицизм Газали тлетворен: он разъедает все, к чему прикасается. Он не в ладах со здравым смыслом. Он разлагает любую форму разумности. Он делает астрологию невозможной, если, конечно, воспринимать ее как науку, которая отслеживает влияние звезд на деяния человеческие. Но, подобно неуправляемому песчаному ветру пустыни, он проносится мимо астрологии, чтобы охватить и другие науки, оставляя в руинах рациональную структуру мира, терпеливо исследованного представителями мусульманского ренессанса. Лет за двести до того, как сомнения замкнули уста Газали, неистовый аль-Кинди радостно писал о звездных излучениях. Человек, тонко чувствовавший потоки научной мысли, он видел проблему действия на расстоянии как то, чем она и является — как проблему. И предложил решение — объекты, или излучения, или поля между тем, что действует, и тем, над чем производится действие. Газали расслышал смысл за его словами, даже если не читал текста, в котором они высказаны. Итак, звездные излучения?

Думаю, нет.Скептицизм Газали был глубок. Он положил конец мусульманским диалогам о естествознании. И в каком-то отношении скептические выводы Газали ближе к истине, нежели замысловатые рассуждения аль-Кинди. Газали видел связь между скептицизмом и старыми, надоедливыми, неискоренимыми веригами действия на расстоянии. Он видел связь и отказывался ставить под сомнение увиденное. Если мы живем во Вселенной, насыщенной многообразными материальными объектами, тогда вседействия, астрономические иастрологические, будут действиями на расстоянии. А если любое действие — это действие на расстоянии, тогда нет вообще никаких действий.

В свете этого ниспровергающего скептицизма остается очевидным вопрос: почему же все не разваливается? Если не материальные объекты заставляют другие материальные объекты действовать, тогда что же?

Ответ Газали — в приверженности его богословским взглядам. И продиктован он логикой. Изменения в мире совершает некая форма личной силы(или воли). И без такой силы не было бы никакихизменений. Сила, требуемая для того, чтобы этот мир продолжал существовать, — это сила Бога. Именно Бог, уверяет Газали, «разрушает, а потом вновь создает мир в каждый момент времени». И если бы не Его действия по поддержанию Его Вселенной, она тотчас бы обрушилась в небытие. У Божественной силы есть аналог в обычной жизни. Это та самая сила, которую мыприлагаем, когда самисовершаем действие над миром, чтобы осуществить своебудущее. Мы видим, слышим, замечаем, запоминаем, наши органы чувств воспринимают, и тогда мы незамедлительно переходим к действиям. То, что мы совершаем, меняет облик мира, преобразуя его структуру и переводя материальные объекты, которые на самом деле всего лишь слуги наших мыслей, в новые, неожиданные и необычные формы. У науки такой силы быть не может. Ибо сила в природе не происходит из какой-либо материальной причины. А не происходит она из материальных причин, поскольку материальных причин нет.Не существует посредника в связи между силой и действием. И дальше анализ вести нельзя. Таково положение вещей. «Смысл мира, — заметил как-то величайший логик XX века Курт Гёдель, — это разделение желания (того, что желаемо, и соответственно является субъектом силы) и факта (того, что существуетв объективном мире)» [95].

После таких доводов поток древней астрологии моментально пересыхает. Итак, звезды не являются причинами человеческих деяний. Как и нечто другое. Остается еще вероятность того, что они могут служить знаками. Но небесные знаки по природе своей не могут быть предметом изучения какой-либо науки. Появляясь на небе как выражение Божьей сути, они делают это по Его прихоти. А прихоти, как чудеса, изучать нельзя. Через столетие Фома Аквинский будет утверждать, что звезды не могут быть знаками, если они хоть сколько-нибудь причины. Попадая в западню этих сильных доводов, астрологи — и тогда, и теперь — оказываются в затруднительном положении.

Абу-Хамид Мухаммед аль-Газали скончался в 1111 году. Он сумел передать другим мучивший его бич скептицизма. Так и осталась в истории мысли незаживающая кровоточащая рана.

Мусульманский ренессанс закончился в XIII веке. Монгольские армии, хлынувшие с востока, в 1243 году разграбили Багдад, убили десятки тысяч людей и оставили город в огне. Дом мудрости был разрушен, и сорок тысяч книг брошены в Тигр теми, кто выдвинул свое собственное толкование понятия «сила». Не подозревая о грядущей катастрофе, астрологи продолжали работать. Среди них прославилась одна женщина. Ее звали Бавран, и была она женой халифа аль-Мамуна. Однажды, играя с астролябией, Бавран заметила, что халифу грозит кризис, и предсказала, что придет он через деревянный инструмент. Бавран отправила своего отца, аль-Хасана, с этой вестью ко двору. Были предприняты серьезнейшие меры по защите халифа. После того как подали ужин, халиф послал за своей расческой и зубочисткой. Сначала этими предметами велели воспользоваться слуге. Тот упал замертво.

Разумеется, больше всего любили тех астрологов, которые работали на улицах и еле сводили концы с концами. Подобно психоаналитикам, уличные астрологи для достижения успеха должны были уметь слушать клиентов без тени насмешки и улавливать едва различимые подсказки в выражении их лиц. Они так и остались в истории, эти астрологи, сидящие под раскаленным солнцем на корточках, в грязных мантиях, закрывающих колени, в переулках шумных восточных городов в славные дни исламского Возрождения. И сами прорицатели не предчувствуют надвигающийся кризис, захватывающий весь арабский мир. А ведь он станет концом их ремесла.