Вдруг, словно угадав его мысли, она слегка улыбнулась.

— Вы ведь знаете, месье Пуаро, мне особенно не для кого жить. У меня много друзей, но нет близких родственников, нет семьи.

— У вас есть ваш дом, — горячо возразил Пуаро.

— Вы имеете в виду Насс? Да…

— Это ваш дом, не так ли? Сэру Джорджу он принадлежит лишь формально, сэр Джордж сейчас в Лондоне, и вы здесь полная хозяйка.

И опять в ее взгляде мелькнул страх. А когда она заговорила, ее голос звучал очень холодно:

— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, месье Пуаро. Я, конечно, благодарна сэру Джорджу за то, что он предоставил мне этот домик, но я арендую его. Я ежегодно плачу ему определенную сумму за право тут жить и ходить по территории имения.

Пуаро всплеснул руками.

— Простите, мадам. Я не хотел вас обидеть.

— Видимо, я вас просто не совсем поняла, — по-прежнему холодно сказала миссис Фоллиат.

— Великолепное место, — решился продолжить Пуаро. — Прекрасный дом, прекрасный ландшафт. Такой вокруг мир, такое спокойствие.

— Да. — Ее лицо просветлело. — Тут очень это ощущается. Я почувствовала это, когда еще ребенком приехала сюда.

— Здесь по-прежнему все мирно и спокойно, мадам?

— А почему бы нет?

— Безнаказанное убийство, — сказал Пуаро. — Пролита невинная кровь. И пока тут пребывает тень жертвы, мира не будет. Вы ведь хорошо это понимаете.

Миссис Фоллиат ничего не ответила и даже не шевельнулась. Пуаро представить себе не мог, о чем она думала, а она все молчала и молчала. Он слегка наклонился к ней:

— Мадам, вы многое знаете об этом убийстве, быть может, все. Вы знаете, кто убил Хэтти Стаббс… А возможно, даже знаете, где лежит ее тело.

Тут миссис Фоллиат наконец заговорила:

— Я ничего не знаю. Ничего.

— Возможно, я употребил не то слово. Вы не знаете, но, я полагаю, догадываетесь, мадам. Я даже совершенно уверен, что догадываетесь.

— Извините, но ваши предположения абсурдны! Это вздор!

— Это не вздор, мадам, это совсем иное. Это — опасность.

— Опасность? Для кого?

— Для вас, мадам. Пока вы не расскажете о том, что вам известно, вам угрожает опасность. Я, в отличие от вас, знаю, какова натура убийцы, мадам.

— Я вам уже сказала, что я ничего не знаю.

— Значит, подозреваете…

— У меня нет никаких подозрений.

— Извините, это неправда, мадам.

— Говорить что-то лишь на основании подозрения недопустимо. Это просто безнравственно.

Пуаро наклонился к ней.

— Так же безнравственно, как то, что произошло здесь месяц назад?

Она откинулась на спинку кресла и как-то вся сжалась.

— Не надо об этом, — очень тихо произнесла она. — Ведь все уже позади, — добавила она, судорожно вздохнув. — Все кончено.

— Откуда у вас такая уверенность, мадам? Я по своему опыту знаю, что убийца не остановится, последует очередное убийство.

Она покачала головой:

— Нет. Нет, с этим покончено. К тому же я ничего не могу изменить. Ничего.

Он встал и теперь смотрел на нее сверху.

— Да ведь и полиция прекратила следствие, — чуть ли не с раздражением сказала она.

— О нет, мадам, вы ошибаетесь. Полиция продолжает расследование. И я тоже, — добавил он. — Помните, мадам. Я, Эркюль Пуаро, продолжаю поиск истины.

Этой весьма типичной для Пуаро сентенцией сцена была завершена.

Из Насса Пуаро отправился в деревню. По подсказке жителей он нашел дом Таккеров. На стук в дверь некоторое время не отвечали, его заглушал сварливый голос миссис Таккер, доносившийся изнутри:

— И о чем ты только думаешь, Джим Таккер? Куда ты в своих сапожищах на чистый пол! Тысячу раз говорила! Я все утро старалась, намывала, а теперь посмотри-ка на мой чудный линолеум!

В ответ раздалось негромкое гудение, в коем слышалось раскаяние.

— Нечего забывать! И все этот твой проклятый футбол, когда передают эти спортивные новости, несешься к радио, ничего вокруг не видя! Нет чтобы сначала скинуть эти проклятые сапожищи! А ты, Гари, куда ты положил свой леденец? И не смей трогать липкими пальцами серебряный чайник, это мой лучший чайник! Мэрилин, кто-то стучится. Поди посмотри, кто там!

Дверь осторожно открылась, и девочка лет одиннадцати с подозрением посмотрела на Пуаро, она была довольно пухленькой, с голубыми глазками и очень напоминала хорошенького поросеночка. Одна щека у нее чуть оттопыривалась: девочка сосала конфету.