— Я же не могу оставить свою аптеку, — сказал он, словно извиняясь, а затем ткнул мне мешок: — Здесь одежда. Я договорился вчера, чтобы забрать ваши, Алексей, вещи из вездехода. Одеваться будете потом, на воде, а сейчас — ходу, ходу! Кстати, как ваша рука? Не ноет, не дергает? Жара нет?

Я отрицательно покачал головой:

— Свербит только, словно постоянные мурашки. Почесать хочется…

— Хорошо, — кивнул Лука. — Нормально сгибается в локтевом суставе? Вот и славно. Шлот — чудесное лекарство, если можно называть эту сложносоставную субстанцию лекарством. Все же постарайтесь руку не нагружать. И, пожалуйста, соблюдайте молчание! Стоп!!!

Лука придвинулся ко мне, выдернул из рук мешок, ткнул его Саньку:

— Несите-ка его вы, Александр! А господин Проходимец пусть возьмет на руки своего чудного зверя. Надеюсь, зверь будет не против.

— Это еще зачем? — спросил я, подзывая Маню тонким шипением сквозь зубы.

— Видите ли, — конфузливо проговорил Лука, — я полчаса назад раскидал по лагерю кусочки отравленного мяса, чтобы собачки не помешали нашему отходу. Так что следует принять меры предосторожности по отношению к гивере.

Я тут же подхватил на руки Маню, что и не думала возражать против такого обращения, но наоборот — перевернулась у меня на руках на спину, чтобы я почесал ее желтое сытое брюшко. Я и почесал, с грустью размышляя, что не отказался бы от мяса, раскиданного по лагерю Лукой… правда, если бы оно не было отравлено.

Мы с Саньком нырнули вслед за врачом в белый, влажный кисель. Так как на зрение полагаться было неразумно, я перехватил одной рукой Маню, словно малого ребенка, и вцепился за конец ремня, свисающего с рюкзака Луки. Тут же Санькины пальцы впились в подол моей рубахи, так что с нашей идущей гуськом троицы вполне можно было бы писать картину «Побег слепцов».

Правда, художнику пришлось бы обзавестись даром видеть сквозь туман.

Несмотря на то что Лука торопился, быстро идти не получалось. В случае, если бы кто-то из нас оступился, поскользнулся на мокрой траве или попросту каким-нибудь образом нашумел, побег наш принес бы очень печальные результаты. Мне оставалось только восхищаться, как ловко вел нас врач, огибая препятствия и избегая встречи с патрулями партизан. Пару раз мы миновали крупные объекты, смутно темнеющие сквозь туман. Скорее всего, это были хижины. На наше счастье, все местные собачки позарились на бесплатное угощение и ни одна не подала голос. Что ж, чревоугодие — смертельный грех.

Как ни странно, я в этот момент не испытывал к ним ни капли жалости или сочувствия. Даже наоборот: меня восхитила предприимчивая смекалка и подготовленность Луки. Создавалось впечатление, что врач готовился к побегу заранее, продумывая план и подготавливая материальную базу. Хотя… нет, все же вещи он не собрал заранее. Возможно, он действительно — просто ждал подходящего случая. Такого, как этот туман.

Лука резко присел, так что ремешок его рюкзака вырвался у меня из пальцев. Я тоже присел, но медленней, чтобы не лишиться подола рубашки. Маня завертела головой, и я почувствовал, как напряглось ее теплое тело. В тумане передвигалась пара теней. Очевидно, смена караула. Несмотря на всю внешнюю бесшабашность, дисциплина в лагере герильерос была на высоте. Оставалось только радоваться, что команданте Алехо не догадался поставить часовых к нашей хижине по случаю такого тумана.

Тени остановились. Вряд ли из-за того, что нас заметили, — слишком уж были спокойны. Скорее всего — остановились поболтать и покурить.

До меня донесся неспешный тягучий говор, разгорелось и погасло световое пятно — прикуривают. Разговор все продолжался, хотя партизанам пора было бы и убраться с нашей дороги. Мелькнула горящая точка, пролетая мимо моего плеча. Я чуть было не шарахнулся в сторону, но вовремя сообразил, что это всего лишь окурок, запущенный не глядя, щелчком пальцев.

Прошла минута, вторая… Мои ноги стали затекать в неудобном положении. К тому же туман начал двигаться, несомый неуловимым ветерком. Над самой землей он стал реже, прозрачней, и можно было опасаться, что прозрачная зона поднимется еще выше.

Лука медленно повернулся на корточках, потянул меня за плечо.

— Помогите снять рюкзак, чтобы не брякнул, — еле слышно прошипел он мне на ухо. — Нужно избавляться от этих… Каждую минуту нас могут раскрыть, проверить хижину, натолкнуться на остальных… Времени слишком мало.

— Помочь с ними?

— Нет.

Я, все еще крепко держа гиверу левой рукой, правой придержал за низ пластиковый обтекаемый ящик. Лука осторожно освободился от лямок, мягко опустил рюкзак на землю и исчез в тумане.

Санёк осторожно потянул меня за подол рубашки, зашептал в ухо:

— Слышал? Кажется, еще кто-то разговаривает! В другой стороне…

— Слышал, — мрачно ответил я, — это у меня в животе урчит.

Прошла пара минут, прежде чем среди теней возникла суматоха. Я боялся, что кто-то из партизан крикнет, переполошит лагерь, но все прошло максимально тихо: негромкие звуки ударов по живому, хрип, мягкое падение тела…