Шрифт:
— Вот.
Устройство не производило впечатления. Было оно величиной с каштан и, если поднести его к уху, довольно странно жужжало. Не знаю, каков был у него источник энергии, но Азазел заверил меня, что он не иссякнет. Еще он говорил, что устройство должно соприкасаться с кожей летуна, и потому я прикрепил к нему цепочку и сделал медальон.
— Вот, — повторил я, и Бальдур в сомнении отступил назад. — Наденьте цепь на шею и носите под рубашкой. И под нижней рубашкой, если вы ее носите.
Он спросил:
— Джордж, а что это?
— Антигравитационный прибор, Бальдур. Последняя модель. Крайне научно и полностью секретно. Не говорите никому ни в коем случае.
Он осторожно протянул руку.
— Это дал вам ваш друг? Я кивнул:
— Наденьте это на шею.
Он нерешительно просунул голову в цепочку и, ободряемый мною, расстегнул рубашку, пропустил медальон внутрь и снова застегнулся.
— А теперь что?
— А теперь расставьте руки и летите.
Он расставил руки, но ничего не произошло. Он насупился, и его маленькие глазки остро взглянули из-под кустистых бровей.
— Издеваетесь?
— Нет!Вы должны поверитьв то, что полетите. Вы смотрели «Питера Пэна» — диснеевский мультик? Вот и скажите себе: «Я могу летать, я могу летать, я могу летать».
— Так в мультике их еще посыпали волшебным порошком.
— Это ненаучно. А то, что на вас надето, крайне научно. Скажите себе, что можете летать.
Бальдур окинул меня долгим, тяжелым взглядом. У меня, как вы знаете, храбрость льва, но мне стало слегка не по себе. Я добавил:
— Бальдур, это требует времени. Вам надо научиться.
Все еще глядя на меня, он неуклюже расставил руки и произнес: «Я могу летать. Я могу летать. Я могу летать».
И ничего не произошло.
— Прыгайте! — сказал я. — Дайте затравку!
Я сильно забеспокоился, знает ли Азазел на этот раз, что он делает.
Бальдур, по-прежнему с расставленными руками и устремленным на меня недружелюбным взглядом, подпрыгнул. Он взлетел примерно на фут, провисел, пока я посчитал до трех, и медленно спустился.
— Ого! — красноречиво сказал он.
— Ого! — ответил я, не уступая в красноречии.
— Я вроде бы там плавал.
— И очень ловко, — заметил я.
— Ага. Эй, я умею летать. Давайте еще попробуем. И его волосы оставили на потолке ясно различимое жирное пятно. Он, потирая макушку, вернулся на пол.
— Вам не следует подниматься выше четырех футов, — сказал я.
— Это здесь, в комнате. Давайте-ка пойдем наружу.
— Вы с ума сошли? Вам что, надо, чтобы видели, как вы летаете? Так у вас тут же заберут на изучение антигравитационный прибор, и вы его уже никогда не увидите. Сейчас этот прибор и его секрет известны только моему другу.
— Ладно, так что же мне делать?
— Летайте по комнате для собственного удовольствия.
— Не так уж это много удовольствия.
— Не так много? А сколько у вас его было пять минут назад?
Моя несокрушимая логика, как всегда, победила.
Должен признать, что, глядя на его свободные и ловкие движения в пустом пространстве не слишком большой гостиной, я ощутил сильный порыв попробовать это самому. Однако я не был уверен, что он пожелает отдать прибор, а главное — у меня было сильное подозрение, что для меня прибор не сработает.
Азазел решительно отказывался делать что бы то ни было непосредственно для меня. Как он говорит в своей идиотской манере, его благодеяния должны приносить благо ближним. Я бы хотел, чтобы либо у него не было подобных дурацких идей, либо чтобы они были у моих ближних. Мне никогда не удавалось убедить облагодетельствованных мной отплатить мне достаточным количеством звонкой монеты.
Наконец Бальдур спустился на один из стульев и самодовольно спросил:
— Вы говорите, у меня получается, потому что я верю?
— Совершенно верно, — ответил я. — Это полет фантазии.
Мне понравился этот каламбур, но Бальдур, к сожалению, был лишен юмористического слуха — если ввести этот термин по аналогии с музыкальным. Он сказал:
— Видите, Джордж, насколько лучше верить в науку, чем во всю эту фигню насчет неба, ангелов и крыльев.
— Совершенно верно, — согласился я. — Не пойти ли нам куда-нибудь пообедать и чего-нибудь выпить?
— Непременно, — ответил он, и мы превосходно провели оставшийся вечер.