Шрифт:
Качественное состояние души выражается в морали. Мораль, собственно, и есть анатомия души. Подобно тому как дух бывает истинным или ложным, тело — сильным или слабым, так и душа бывает высокой и доброй или низкой и злой, точнее, добродетельной или порочной (недобродетельной). Вовсе не случайно образный строй культуры связывает душу и мораль с одним и тем же человеческим органом — сердцем. Понятие души (и «сердца» как его органа) нагружено разнообразными, в том числе религиозно-мистическими смыслами. В этике оно употребляется только в одном строго зафиксированном значении — как условное обозначение внутреннего нравственного строя личности, даже говоря точнее, конкретной её особенности, состоящей в том, что этот строй является результатом взаимодействия познающего, ориентированного на истину разума и страстных, нацеленных на самоутверждение желаний.
4. Чем же определяется то или иное состояние души, а соответственно моральные качества человека? Что составляет специфическую предметность последних? В платоновском диалоге «Федон» рассказывается миф, согласно которому души людей после смерти воплощаются в животных соответственно тем навыкам, которые они обнаруживали в своей человеческой жизни. Те, кто был склонен к чревоугодию, беспутству и пьянству, перейдут в породу ослов или подобных им животных. Те, кто предпочитал несправедливость, властолюбие и хищничество, перейдут в волков, ястребов или коршунов. А каков же будет удел людей добродетельных — рассудительных и справедливых? Они, всего вероятней, окажутся среди пчел, ос, муравьев или, быть может, вернутся к человеческому роду, но в любом случае это будет среда общительная и смирная. В образной форме Платон выразил очень важную истину: характер человека, качество его души определяются характером его отношений с другими людьми. Сами эти отношения, а соответственно человеческая душа становятся добродетельными в той мере, в какой они оказываются смирными, сдержанными, умеренными. Любопытно заметить, что, согласно Платону, добродетельности недостаточно для того, чтобы попасть в род богов. Для этого надо еще стать философом. Платон тем самым обозначает различие между душой и моралью, с одной стороны, разумом и познанием — с другой. Мораль ответственна за человеческое общежитие. Человеческие души говорит Платон, выражая общее убеждение античности, становятся добродетельными в той мере, в какой они оказываются смирными, сдержанными, умеренными, тем самым способными к соединению, совместной мирной жизни.
Добродетель есть то, что связывает, соединяет человеческое общежитие, делает его возможным. Добродетель — столь совершенное состояние души, которое в этом качестве очевидно, несомненно для каждого разумного индивида и составляет основу их единства, сотрудничества, поскольку они стремятся быть добродетельными. Эта способность сплачивать, соединять людей независимо и поверх всех разделяющих их многообразных факторов является настолько важным и непосредственным следствием добродетели, что она становится её основным признаком и назначением. До того и для того, чтобы могло состояться человеческое общение, необходимо осознать и принять первостепенную значимость самого совместного, общежитийного существования. Это и составляет содержание, специфическую предметность морали. Древнегреческий философ и врач Секст Эмпирик описывает такую ситуацию: человек, который находится под ножом хирурга, выносит сопряженную с этим боль, а его близкие, наблюдающие со стороны, не выносят ее и падают в обморок. Почему так происходит? Для самого Секста Эмпирика данный пример иллюстрировал тезис скептической философии, согласно которому основным источником страданий является воображение: сознание того, что страдание — это плохо, приносит более сильные страдания, чем само страдание. Если же говорить о моральной основе описанной ситуации, то ее можно сформулировать так: сострадание для добродетельного человека более значимо, чем страдание. Или, выражая ту же мысль иначе, сострадание к другим людям и есть та добродетельная перспектива, в которой человек только и может преодолеть свои собственные страдания.
Отношения людей конкретны, «вещественны». Они всегда строятся по поводу чего-то. По поводу воспроизводства жизни — и тогда мы имеем область сексуальных и семейных отношений. По поводу здоровья — и тогда мы имеем систему здравоохранения. По поводу поддержания жизни — и тогда мы имеем экономику. По поводу защиты от преступности — и тогда мы имеем судебно-полицейскую систему. Отношения не только в масштабе общества, но и между отдельными индивидами строятся по тому же принципу: между человеком и человеком всегда есть нечто другое, третье, благодаря чему их отношения приобретают размерность. Люди вступают в отношения друг с другом постольку, поскольку они что-то делают: пишут статью, обедают в ресторане, играют в шахматы и т. д. Зададимся вопросом: что останется в отношениях между ними, если мысленно полностью вычесть из них это «что-то», все конкретное, предметно обусловленное многообразие? Останется только их общественная форма. Это и будет моралью. Мораль есть нацеленность людей друг на друга, которая существует изначально, до каких-либо конкретных взаимоотношений между ними и является условием возможности этих отношений. Не приходится сомневаться, что практический опыт сотрудничества детерминирует мораль. Но без морали не мог бы состояться сам этот опыт сотрудничества.
Для того чтобы понять природу и назначение государства, Гоббс проделал такой мысленный эксперимент. Он предположил, какими бы были отношения между людьми, если бы столкновения и вражда между ними, возникающие из-за их частных интересов, ничем не сдерживались. Война всех против всех — таков ответ Гоббса, что собственно и составляет содержание описываемого им гипотетического естественного состояния. Следуя тому же методическому приему, нам для того чтобы понять природу и назначение морали, следовало бы сделать предположение противоположного рода и задуматься над тем, какими были бы отношения между людьми, если бы они не деформировались, не разрывались враждой во имя частных интересов каждого из них в отдельности. В результате мы должны будем постулировать изначальное, состояние слитности, единства людей, их гармонии с собой и друг с другом (разве не об этом религиозный миф о происхождении человечества от одного человека — Адама и о райской жизни первых людей?). Государство не может полностью преодолеть враждебности людей, и под умеряющей корой цивилизации бушуют агрессивные страсти, которые время от времени, иногда очень опасным образом, разрывают ее. Точно так же вражда и разъединенность людей, возникающая на почве борьбы за место под солнцем, не может полностью прорвать их слитность, объединяющее всех людей нравственное начало. Словом, мораль есть общественное начало в человеке, она связывает людей воедино до всех их прочих связей. Ее можно назвать человеческой (общественной) формой всех связей и отношений между ними. Мораль практически очерчивает тот универсум, внутри которого только и может разворачиваться человеческое бытие как человеческое.
5. Изначальность моральных связей по отношению ко всем другим предметно обусловленным отношениям между ними, точно также как чистота морального мотива, противостоящая содержательно нагруженным «корыстным» устремлениям, означает, что мораль в пространстве человеческого сознания является абсолютной точкой отсчета. Абсолютность означает, что нечто существует само по себе, не редуцируется к какой-то причине и не исчезает в каком-то следствии, ни из чего не выводится и ничем не ниспровергается. Мораль в этом смысле представляет собой причинность особого рода, наиболее точное определение которой дал Кант, назвав ее причинностью из свободы. Мораль как явленность свободы означает, что она порождается свободной волей, и свободными являются её требования: у нее нет другого основания, кроме воли морального индивида, её требования не могут быть внешним образом ограничены, имеют безусловный и общезначимый характер.
Мораль присуща только существу, обладающему свободой воли. Или, говоря по-другому, только она позволяет нам судить о наличии свободной воли. Как было иронично замечено в истории философии, лучшее доказательство существования свободы воли состоит в том, что без нее человек не мог бы грешить. Это остроумно, но не точно. Для объяснения пороков мы не нуждаемся в постулате свободы воли, ибо пороки имеют свои, вполне достаточные эмпирические причины. Вопрос о том, почему человек грешит, почему он склонен к обману или скупости, не вызывал никогда трудностей ни в теории, ни в повседневной практике. Иное дело — вопрос о добродетельности человека, о том, почему он противостоит лжи и стремится быть щедрым. На это нельзя ответить без допущения свободы воли. Более того, понятие добродетели уже содержит в себе такое допущение, поскольку бескорыстие, то есть несвязанность какими бы то ни было выгодами и соблазнами, входит в ее определение. Единство свободы и всеобщности (объективности, необходимости) составляет характерную особенность морали. Мораль не имеет ничего общего с произволом. У нее есть своя логика, не менее строгая и обязательная, чем логика природных процессов. Говоря точными словами Канта, в морали человек подчинен «только своему собственномуи тем не менее всеобщему законодательству» [3] .
3
Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1965. Т. 4 (1). С. 274.
Особенность морали состоит в единстве двух противоположных полюсов человеческой деятельности: добровольности и всеобщности, она являет собой автономность личности. Понятие автономии личности глубоко противоречиво. Если мораль, опирающаяся на свободу воли личности, является всеобщим законом, то, по крайней мере, для всех других людей, кроме данной личности, она оказывается предзаданной, объективно предписанной. В то же время сама данная личность оказывается в зоне действия нравственного закона, предписанного ему другими личностями. Получается парадокс: акты свободной воли не могут не быть всеобщими, но, становясь всеобщими, они сковывают свободную волю. Поскольку мораль есть продукт моей свободы, то она имеет форму всеобщности. Но, принимая форму всеобщего закона, она внешним образом ограничивает свободу других индивидов. Эту же мысль можно выразить иначе: так как в обоснование морали я не могу предъявить ничего, кроме моей доброй воли, то это как раз означает, что у меня нет оснований считать ее законом для других и уж во всяком случае нет оснований требовать от них, чтобы они безусловно признавали сформулированный мной, то есть мой, моральный закон. Или это мой закон, и тогда он не может быть всеобщим. Или это всеобщий закон, и тогда он не может быть моим.