Однако нужно было ответить пристально разглядывающим его храмовникам. Что сказать? Правду? Но правда очень сложна, чтобы рассказать все понятно и быстро. Да и можно ли рассказывать всю правду этим людям, имеет ли он на это право? К тому же, по большому счету, он и сам еще всей правды не знает. А кто знает?… Наверное, одна лишь Святая, его мать. И теперь, когда она сделала свое прилюдное заявление, он вряд ли навредит ей, если придет к ней. Тем более, другого выхода, похоже, и нет.

И мутант решился.

– Мы можем долго спорить, – сказал он. – Что бы я ни сказал, подтвердить это все равно ничем не смогу. А словам вы не очень-то верите…

– Смотря чьим, – послышалось из «зала».

– Вот именно. Не моим, это точно. А… Святой поверите?

Храмовники зашумели. Вперед вышел немолодой мужчина с худым продолговатым лицом. Его близко посаженные глаза зацепились за Глеба, словно острым крючком.

– Предлагаешь пойти к ней?

По голосу мутант признал в человеке того, кто до этого чаще всех сдерживал людей, направлял разговор в деловое русло. Он же запретил караульному стрелять.

– Разумеется, – кивнул Глеб. – Разве есть другие варианты?

– Не боишься?

– Если бы боялся, то меня можно было бы прикончить сразу. Это бы значило, что я вру.

– Можно врать и делать вид, что не боишься.

– Я уже говорил, что не вижу в этом смысла, – пожал плечами мутант.

– Смысл в том, чтобы с нашей помощью добраться до Святой, – прищурился мужчина.

– И что дальше? Я безоружен, вокруг будете вы…

– Игорь, Артем, – обернулся храмовник к своим, – проверьте-ка этого шустрика, что там у него под лохмотьями. И карманы, и сапоги – везде посмотрите. А ты, – кивнул он караульному, – держи его под прицелом. Чуть что – стреляй.

Глеб расстегнул и распахнул рубаху. Но она и впрямь была настолько драной, что эти действия выглядели всего лишь формальностью. К нему подошли двое храмовников и тщательно осмотрели. Потом заставили снять сапоги.

– Обувайся, – махнул рукой тот, кто взял на себя руководство. И опять повернулся к остальным храмовникам: – Есть у кого лишняя рубашка? Не обязательно новая, но хотя бы целая. А то стыдно такого оборванца Святой показывать.

– Да на такого слона где ж у кого что найдется, – засмеялся кто-то.

– Я могу зашить быстренько, – подняла руку пожилая женщина. – Все поприличней будет.

– Снимай рубаху, – сказал мужчина мутанту. – Галина зашьет.

Глеб скинул превратившуюся в тряпье рубашку и подал женщине. Взоры храмовников стали ощупывать его мощную, широченную мохнатую грудь и выпирающие горы мускулов. В некоторых читался страх, в других уважение. Подавив усмешку, мутант отвернулся.

Но тот, кто взял на себя инициативу, в покое его не оставил.

– Тебя как хоть зовут-то, богатырь?

– Глеб.

– А я Семен.

Мутант едва не рассмеялся, вспомнив свои недавние лингвистические упражнения. Вот тебе и «назад», вот тебе и «сидеть»! Но смешок подавил, сказал серьезно:

– Рад знакомству, Семен.

– Так уж и рад?

– Конечно. Я вообще храмовника без противогаза впервые так близко вижу.

– Вот ты и попался, Глеб, – хмыкнув, покачал головой Семен.

– Не понял… – нахмурился мутант.

– Если тебя приютила и воспитывала Святая, то ее-то должен был близко видеть.

Глеб мысленно обругал себя за необдуманные слова, но ответил спокойно:

– Святая для меня мать, так я ее и воспринимал. Храмовник она или не храмовник, я об этом не думал, особенно в детстве.

– Хорошо, допустим. Но не одна же она тебя растила. Кто-то ведь еще за тобой ухаживал, занимался с тобой, учил.

– Святая держала меня в изоляции от других, ты же слышал, что рассказала Лола? Со мной еще занимался Пи… ну, тот, кого она назвала прихвостнем, Анатолий Денисов. Так он же не храмовник, он морозовец, мутант.

– Ладно, – усмехнулся Семен. – Будем считать, выкрутился.

– Ничего я не выкручивался. Мне выкручиваться ни к чему. Вы меня не в плен взяли, я сам к вам пришел. И вообще, если ты так во мне сомневаешься, давай заключим пари.

– Как это? – удивленно поднял брови храмовник.

– Очень просто. Если Святая меня признает, значит, выиграл я. А если не признает – ты.

– И что с этого? Какой интерес?

– Ну… даже не знаю. У меня же ничего нет… Можно на щелбаны сыграть. Если я выиграю, то я тебе бью щелбан, а проиграю – ты мне.