— Ты была ранена? — спрашиваю я, когда голос Норы стихает. Мне жаль ее. Быть воскрешенной в первый раз и поражаться поведению родителей, не желающих делиться с тобой подробностями новой жизни, — что может быть хуже.

— Были синяки и ссадины, — отвечает Нора. — Они уже зажили.

— Нет, я не об этом, — уточняю я.

— Да, понимаю, — говорит она, но желания отвечать на мой вопрос в голосе я не улавливаю; — Не знаю… На самом деле не очень хочется об этом говорить. Все это было совсем недавно…

— Ладно, не хочешь о ранах — давай поговорим о лекарстве, — предлагаю я.

— Каком лекарстве? — спрашивает Нора, и я понимаю, что она действительно не имеет представления, о чем я говорю. Неужели ей ничего не сказали? Мне приходит в голову, что если я выложу Норе все подробности, касающиеся проекта «Воскрешение», она может испугаться до смерти. Решаю для начала послушать, что еще она сама может мне рассказать.

— Ну… тебе не вводили специальное лекарство, чтобы спасти от смерти? — спрашиваю я.

— Лекарство? — переспрашивает Нора. — Нет. Тот человек, который вытащил меня из машины, реанимировал меня всеми возможными способами в те двадцать минут, пока мы ждали «скорую».

— Ты это сама помнишь? — спрашиваю я.

— Нет, — признается Нора. — Я потеряла сознание еще в машине.

Или умерла, думаю я про себя, но вслух об этом не говорю — слишком уж странно все это звучит.

— Так почему, как ты считаешь, вы переселились в Франклин? — спрашиваю я.

— О, это мне отлично известно. Родители мне признались.

— И почему? — спрашиваю я.

— Дэйзи, не нужно этого стыдиться, — говорит она, снова удивляя меня. — Я знаю, что мой отец работал вместе с твоим на одну и ту же семью в Фрозен-Хиллс. Твой отец был психологом у их сына, а мой вел финансовую отчетность. Их бывший работодатель попал под суд за рэкет и еще несколько более тяжких преступлений.

— Ах вот как, — произношу я, когда Нора умолкает. Водоворот мыслей в голове кружится все быстрее и быстрее. Что за чушь она несет? Но задать этот вопрос вслух я не успеваю — Нора сама снабжает меня недостающей информацией.

— Ты же поэтому написала мне «я такая же, как ты», верно? — спрашивает она. — Мы с тобой обе попали под одну и ту же программу защиты свидетелей, и нас переселили. Только, скажу тебе, то место, куда переселили меня, мне совсем не нравится.

С трудом сдерживая эмоции, через несколько минут я говорю Норе, что родители зовут меня обедать, и вешаю трубку, пообещав перезвонить завтра или послезавтра. Договорив с Норой, я тут же набираю номер Меган и слово в слово пересказываю ей весь разговор.

— Что это, черт возьми, такое? — спрашивает Меган, когда я заканчиваю.

— Да ужас! В смысле… Все это так… Что происходит?

— Ладно, давай размышлять логически, — предлагает Меган.

— Давай.

— Значит, Нора тебя видит. Агенты, переодетые полицейскими, пытаются предотвратить разглашение информации…

— И возможно, во время визита в ее дом устанавливают там «жучки»?

— Может быть, — соглашается Меган. — С их помощью они узнают, что Нора не собирается оставлять это дело.

— И поэтому тем вечером, когда происходит авария, они продолжают за ней следить.

— К счастью.

— Слишком уж удачное стечение обстоятельств, мне кажется, — бормочу я.

— Затем машина Норы попадает в аварию. Случайность это или умысел, не столь важно, — продолжает Меган, резюмируя наши рассуждения. — Если это была все-таки случайность, агенты приняли решение использовать ее в свою пользу; если авария подстроена, тогда…

— Значит, проект расширяется таким способом.

— Да, — говорит Меган. — В общем, как бы там ни было, агенты приходят к родителям Норы, как это было в случае с «автобусной группой», и предлагают попробовать оживить ее, если те согласятся перейти на нелегальное положение?

— И они соглашаются, но решают сочинить историю для Норы, объясняющую, почему они вынуждены были переселиться в другой город?

— Да, но эту историю придумали не они сами, — добавляет Меган. — Наверняка это агенты сочинили ее и внушили родителям.

— Почему не рассказать им о проекте, раз уж они стали его участниками? — спрашиваю я.

— Это главный вопрос, — отвечает Меган. — Может, они по-прежнему боятся, как бы Нора не начала болтать, и решили не приподнимать завесу над своей кухней. Может, они держат родителей в неведении специально, чтобы ложь, которой они кормят Нору, казалась правдой им самим. В таком случае Нора точно никому не причинит вреда.