Оратор же начал так:

— Теперь я вам прочту о том, какого депутата должна выбрать наша мужицкая партия.

После этого он начал читать, что депутат обязан уменьшить мужицкую неправду, а мужицкая неправда — в том-то и в том-то.

Слушая это чтение, забыл Семен, где он и что с ним, и старался только поймать и запомнить каждое слово.

Когда оратор вычитал все из той бумаги, которую держал в руках, он стал говорить дальше по памяти, браня и укоряя людей, что они сами повинны в этой неправде, потому что вместо того, чтобы объединиться и помогать самим себе, они помогают панам чинить неправду. Очень долго говорил об этом оратор и очень бранил темный народ, пособляющий обидчикам.

Собравшиеся время от времени кричали то «славно», то «правда». А Семен, как только услыхал это, засунул руки в рукава, прижав их плотно друг к другу, точно зимой в мороз, и кричал вместе с другими, а если какое-либо слово ему особенно нравилось, он произносил: «Дай вам, боже, здоровья за это слово!»

Заканчивая речь, оратор спросил, согласны ли собравшиеся, — а с чем именно, Семен не мог понять, но подумал: «Хоть на виселицу — и то пойду!» И когда собравшиеся подняли руки, Семен встал на цыпочки, тоже поднял правую руку и, придерживая левой сползавший с плеч кожух, закричал так, что даже закашлялся: «Согласны, согласны все!»

Потом говорили двое односельчан, но Семен не слушал и не понимал их. Он в это время обдумывал то, о чем говорил сторонний человек. И ему все казалось, что надо бы этому человеку поцеловать руку.

Когда после собрания все вышли из риги, Семен стал забегать со всех сторон и протискиваться сквозь толпу, с целью увидеть того человека. Он, человек этот, стоял среди маленькой кучки людей и что-то говорил. Семен его увидел, но не нашел в себе мужества подойти, и, кроме того, ему стало стыдно, что он ни с того ни с сего хотел поцеловать при всех этому человеку руку.

Люди постепенно расходились, осталось лишь немногим более десяти «читальников» и еще двое пришлых. Хотя среди оставшихся был и Юрко, Семен все же не отходил от них. Он продолжал разглядывать того человека и убедился, что он действительно постарше другого, но не так уж румян, как ему показалось в риге. Зато взгляд его оказался еще более быстрым.

«Читальникам» хотелось угостить этих людей, они давали каждый по шистке на пиво. Семен тоже не утерпел.

Он покопался у себя в кошельке, насчитал медяками шистку и, как бы крадучись, подошел к Паньку.

— Возьмите и у меня, — вымолвил он и испугался: «А ну, как не возьмет?» Но Панько взял.

Когда Юрко принес пиво, вынесли из риги в сад стол и скамьи. Грицько вынес из хаты буханку хлеба и разрезал на куски, а заведующий читальней пригласил сторонних людей к столу.

Пили пиво из двух стаканов. Каждый делал только один глоток, доливал стакан, наполняя его, и передавал соседу. Разговор шел не общий, всяк говорил со своим соседом, и почти все просили пришлых людей пить и закусывать. Семен видел, что все кругом веселы и откровенны друг с другом, и в нем пробудилось что-то похожее на зависть.

Заведующий читальней, который тоже сидел на скамье, поднялся и, когда разговоры чуть стихли, поблагодарил гостей за то, что они «были любезны заглянуть к ним в глухой угол и своим искренним словом придать людям смелости для работы на пользу народного дела».

Затем в свою очередь поднялся тот человек, поблагодарил и говорил еще что-то, но Семен не слыхал его. Ему захотелось сказать и свое слово, но только лишь он подумал об этом, как у него так зашумело в ушах, будто над самой его головой пролетали дикие гуси. Все же он решился:

— Кой-что и я б сказал, да не знаю, будет ли мое слово принято?

— Просим! — отвечали все хором.

Семен взглянул на окружающих его людей, и все эти знакомые лица показались ему какими-то странными, внушающими страх. Тем не менее он продолжал:

— Я хочу вам сказать, что я до этой поры плутал по лесам и дебрям, пока вот этот человек не вывел меня на ровное, дай вам боже здоровья, не знаю, как вас звать…

— Меня — Иваном, — ответил тот человек, — но вы называйте меня товарищем, потому что мы все товарищи.

— И за это слово чтоб вам долго прожить! — сказал Семен, подошел к столу и, схватив Ивана за руку, наклонился ее поцеловать.

Но Иван вырвал руку и вместо нее подставил Семену губы и расцеловался с ним.

— Когда этот товарищ говорили, — сказал Семен, слегка покраснев оттого, что наклонялся, — я обдумывал их слова и очень дивился, откуда они так хорошо про меня все знают. Потому, как они все время про меня говорили. Все чисто рассказали и про меня, и про мою жену, и еще про мой суд с Юрком.