– Бамалама, Док! Я же понятия не имел, что из этого выйдет!

Штраусс с огромным удовольствием воткнул в голову кусок дымящегося дерева.

Голова крутилась из стороны в сторону, пытаясь ухватить зубами своих мучителей. Но те всякий раз оказывались проворнее. И стоило чудищу освободиться от одной горящей головни, как в него уже втыкались две новые. Вскоре он стал похож на гигантскую уродливую подушку для иголок.

То же самое происходило и на других концах поляны. Уяснив, как можно бороться с чудищами, люди ринулись в бой. Благо дров в кострах было достаточно.

Трехглазые оказались совершенно не готовы к такому приему. Либо заложенная в них жесткая программа не давала никаких указаний на тот счет, как действовать в подобной ситуации. Монстры пытались атаковать, но безуспешно – люди оказывались проворнее, и чудища всякий раз натыкались на горящие головни, прожигающие в их телах все новые дыры. А обороняться они, похоже, в принципе не умели. Они были неуязвимы для когтей, зубов и даже пуль. Из их же зубов никто не мог вырваться. К тому же один их внешний вид уже внушал страх и трепет. И кто бы мог подумать, что однажды все пойдет не так?..

Думать эти твари, похоже, вообще не умели. Действия их были механистичны, однообразны, а потому легко предсказуемы. Если сначала монстр развернул свою зубастую пасть вправо, то в следующий раз он непременно развернет ее влево, при этом правый бок окажется открытым для удара.

Вскоре у трехглазых начал заканчиваться запас веществ, залечивающих раны. Когда в фиолетовом боку одного из них прожигали очередную дырку, из нее уже не вырывался серебристый газ. Края отверстий не стягивались, а продолжали оплывать, расползаться, как уродливые язвы. Сами головы стали опадать и сдуваться, превращаясь в подобия сморщенных мешков. Движения их были уже не столь быстры, как прежде. Если бы речь шла о живых существах, то можно было бы сказать, что они выдыхались, теряли силы.

И тут на помощь им пришел туман. Все это время стелившийся по краю поляны, на грани света и тьмы, он вдруг начал колыхаться, подниматься волнами вверх, а потом потек, будто собираясь затопить все кругом.

– К берегу! Отступайте к берегу! – закричал Орсон.

– Нужно добить этих тварей! – возразил ему Штраусс.

– Хочешь нырнуть в туман?

Наемник посмотрел на уже подкатывающие к его ногам белесые волны.

– А что там?

– Понятия не имею, – пожал плечами Орсон. – Хочешь узнать?

– А, черт с ним!

Штраусс воткнул в фиолетового монстра дымящуюся головню, что держал в руках, и вместе со всеми начал отступать к берегу озера, где тумана не было.

– А все же неплохо бы было прихватить с собой одну из этих штуковин, – с досадой дернул подбородком Брейгель. – Жуть как интересно посмотреть, что там у них внутри.

Взглянув на него, старик Ной усмехнулся, достал из сумки, висевшей на плече, свернутую веревку и протянул ее Ксавьеру. Парень тут же достал из своей сумки большой тройной крюк и привязал его к концу веревки.

– Это же волшебная веревка-туми из волос мертвых! – удивленно посмотрел на старика Брейгель.

– Нет, – едва заметно улыбнулся Ной. – Это самая обыкновенная веревка. Я купил ее в магазине.

Ксавьер раскрутил крюк над головой и кинул его, целясь в ближайшего трехглазого. Крюк воткнулся монстру в бок сразу двумя жалами, и абориген начал быстро сматывать веревку. Трехглазый сначала плыл по воздуху, затем, видимо, вконец утратив все свои силы, упал на землю и потащился по ней.

Туман поглотил сначала один сдувшийся шар. Затем – другой. Он медленно двигался в сторону берега.

Третий шар исчез, будто растворился в тумане.

Камохин наблюдал за тем, что делали аборигены, и чувствовал, что затея их ему не по душе. Вот только не мог понять, почему именно?..

– Туман остановился, – сказал Орсон.

Туман и в самом деле остановился. Он накрыл весь лагерь, оставив нетронутыми только два костра, которые были похожи на пылающие острова посреди безбрежного туманного океана. Неровный край тумана медленно и плавно, как мантия медузы, колыхался метрах в десяти от берега, на котором сгрудились люди. Примерно посередине между туманом и людьми лежало поверженное фиолетовое чудище. Оно то и дело пыталось подняться, но снова и снова безвольно валилось в траву.

– Знаешь, что я подумал? – спросил, подойдя к Камохину, Брейгель.

Стрелок молча, вопросительно кивнул.

– Если эту фигню кто-то сделал, – Брейгель взглядом указал на трехглазого, – он ведь мог в нее и систему самоуничтожения всунуть. А? Как думаешь?

Так ничего и не сказав, Камохин сорвался с места, метнулся к Ксавьеру, вырвал у него из рук веревку и побежал к линии тумана, на бегу пытаясь подобрать болтавшийся конец. Поравнявшись с трехглазым, он перехватил веревку почти у самого основания крюка и резко дернул ее вверх. Трехглазый почти ничего не весил – Камохин ощущал в руке только вес стального крюка. Все еще на бегу он дернул привязанную к крюку веревку снизу вверх, постаравшись направить движение в сторону полосы тумана. Крюк вместе с повисшим на его жалах трехглазым взлетел вверх по крутой дуге, которую обрисовывала привязанная к нему веревка. И когда снаряд достиг высшей точки своего полета, раздался громкий хлопок, и яркая вспышка заставила всех на мгновение прикрыть глаза.