После обеда. Получил билет члена СП. В номере три девятки. При моем суеверии к цифрам — хорошо. Заехал к Наде на работу. Их с утра на кафедре упрекал Михалков, что методика плоха, они это знают. Вручали в СП билеты, я думал, при своих сединах, стесняться, а оказалось, что самый молодой. “Много ждем от Вас”, - сказал вручающий. А если не будет толку с публикациями, то выйду из СП не задумываясь.

Если бы все проживать с точки зрения вечности, но и эта точка размытая.

Сдирали взносы и в СП, и в Литфонде.

5 апреля. Уже школа. Радость учеников — единственное, что удерживает от проклятия самого себя.

В Вологде и области много выступал, раз 5–6, думая этим поправить финансы, но это утопия. Выступая, истощаюсь, даром и копеечки не получишь. Но это Вологда.

Приезжал за заказом. Надпись на могилу девочке.

Вчера шел сильный снег, сегодня развезло. В Вологде также грязь, но в Шуйском, на Сухоне белые дали. Дороги плохие, проклятие райкомовских “газиков”. Великий Устюг.

Приехал режиссер, у меня пьеса “в той же позиции”. Ух, проклятая, бросил бы, да ребят жалко.

8/IV. Ездил по редакциям.

9/IV. Радость великая — пришло что-то вроде договора из Польши. Что именно, узнаю сегодня.

Меня считают счастливчиком, это хорошо. Юноша просвещенный! Не распускай сопли в присутствиях. Сейчас сыро, тяжесть в голове. Скоро Надя едет в Эстонию, и впереди разлука.

10/IV. Читаю Шаляпина, так как неожиданный заказ — книга для серии ЖЗЛ. Браться ли? Нужда в деньгах, видимо, заставит.

Был в ВААПе, подписал согласие на перевод. 20 злотых 1 экз. 10 тыс. тираж, в течение двух лет издания.

Билет Наде купил, да поездку из-за землетрясения в Средней Азии отложили, покупали вечером на другое число, а без документов не принимают возврат, так как бывают подделки.

После Вологды новое. Не подхожу почти к телефону. Иначе плохо. В школе прежняя жизнь, хочется для немногих, а “масса” тянет время.

Эти дни не работаю, и если кто спросит, то ссылаюсь на школу, что апрель-май глухо.

14/IV. Заболела Катерина, горло слабое. Часто в эту зиму болеет. Событий (мелюзги) много. Встреч тоже. Куранов по-прежнему учит, самомнение громадное. Когда-то смотрел в рот, сейчас вижу, был этап. Вижу в нем осторожность, прощупывание.

Семьей ездили ко вдове Померанцева. Не будь удачных застольных реплик Ряховского, совсем бы тяжело. О Шукшине. Дают ему еще 10–15 лет.

Приезжал автор Подольский. Жаль этих стариков. Слушают только себя, чтоб выговориться. Приезжают за четыре часа в один конец.

Стирали, наконец, белье. Четыре машины. Да в центрифугу, в сушилку, поток. Больше трех часов, но какая радость — все чистое. Стоит огромная луна за балконом. Простыни белые. Надя просыпается ночью и долго плачет: “Меня не будет и так же будет луна?”.

Смотрел “Дети Ванюшина” Найденова. Очень хорошо, как много нагнал людей, и все работают.

В школе плохо. Стыдно за себя, вовсе не умею, стыдно перед хорошими.

Был в психоневрологическом диспансере. В загородках гуляют по группам. Жгут мусор, дымно. Когда говорил с племянником, его держали за руку.

Все литература марта-апреля — две врезки на вятские публикации.

Не помню число.

Уехала Надя. И после вечера, после пьяного нашествия Богданова и Винонена, горько и остро, и обреченно и радостно почувствовал необходимость Нади в моей судьбе. Сейчас лежал на полу и слушал Шаляпина “Верую”, “Ектеньи”, и немного не хватало до слез, и все время думал и представлял Надю. Из всех великих женщин только она осталась невыпетой и неописанной. Суеверно боюсь и прячусь. Надя, переживи. Вербное воскресение. Идут старушки с вербой. “В гости к Богу не бывает опозданий”.

Пропаду без Нади. Пропаду без Нади. Без Надежды.

Сочинили мне стих, из которого помню одно: “Шли вертикальные евреи с горизонтальным Крупиным”.

21/III. Долго стоял у окна, смотрел, как играет Катя. Зову, просит еще и еще 15 минут. Кто-то пускает бумажки из окна. Оказывается, мне некому позвонить, некого позвать, чтоб не завыть с тоски.

Везде почти отказ. А ведь все будет напечатано, когда уж радости от публикации не будет.