Добраться до ящиков стола императрицы мне не удалось. Дама Муан оказалась слишком верным и прозорливым стражем.

Однако у госпожи Муан, как у любой замужней женщины, имелись многочисленные отпрыски, удачно женившиеся и успешно повыходившие замуж — и в свою очередь, тоже породившие на свет новое поколение семьи Муан. Младший из ее внуков, именем Ли Вэнь, юноша неприметной наружности и спокойного нрава, служил писцом и делопроизводителем в ведомстве знаменитого цзинши Фань Люя. В один из холодных дней января этот молодой человек незваным гостем появился у порога моего дома и с поклоном вручил сафьяновую коробку, перетянутой крученой шелковой ленточкой.

На мой недоуменный вопрос о том, что находится в коробке, молодой господин Ли коротко ответил: «Здесь то, что вы разыскивали» — и удалился прежде, чем я успел пригласить его в дом.

Коробка оказалась набита документами, вышедшими из-под пера и кисти Таящегося Дракона. Поверх лежала записка с нижайшей просьбой вернуть одолженное через два-три дня. Даже не успев толком удивиться и понять причины такой благосклонности судьбы, я зарылся в ворох разрозненных бумаг. Там вперемешку лежали казенные отчеты, короткие записки и даже несколько стихотворных опытов.

Почерк Цзян Луна, как выяснилось, отличался большим своеобразием. Я испачкал и выбросил немало листов, прежде чем наловчился подражать манере чужого письма. Я не стремился к полнейшему сходству. Достаточно и того, чтобы мое начертание символов было отдаленно схоже с тем, что присуще Таящемуся Дракону.

Добившись нужного почерка, я написал несколько писем. Полюбовавшись изяществом каллиграфии, сунул листочки за пазуху. После чего с чистой совестью отправился проведать госпожу Муан — и за беседой «потерял» в укромном уголке одно из писем. Самое невинное, из нескольких строчек. Маленькое стихотворение о яшмовой безделушке, замеченной на прилавке уличного торговца.

Драгоценную коробку с письмами я с изъявлениями надлежащей благодарности вернул Ли Вэню. На сей раз я не позволил ему сбежать, преследуя вопросом: зачем он отдал мне письма Дракона? Внятного ответа я так и не добился. Неразговорчивый молодой человек отделался уверениями в том, что у него имелись веские причины для такого поступка.

Господин Цзян на редкость вовремя отсутствовал в столице, уехав в соседнюю провинцию с императорским поручением. Будь о в Сяньляни, он бы быстро понял, откуда ноги растут — и тогда несдобровать мне.

Спустя несколько дней я «потерял» очередную стихотворную записочку. В тот же вечер на приеме у принцессы Фэй я исполнил мелодию собственного сочинения «Дракон среди ночных облаков», позволив себе в беседе с гостями пару фривольных намеков — понятых на удивление верно. Госпожа принцесса косилась на меня с изрядным удивлением.

Не кори меня, милая Сяо, за выбор самой доступной и легкой из мишеней — женского сердца. Сколько бы не была мудра императрица Cюэнь, в первую очередь она все-таки женщина. Сомневающаяся и мнительная. Если еще принять во внимание, что ее избранник участвует вместе с ней в комплоте против императора, то недоверие госпожи Сюэнь к Таящемуся Дракону станет вполне оправданным. Она не всецело доверяет ему, а дама Муан то и дело оповещает свою повелительницу о гулящих по рукам листках, где почерком Цзян Луна воспевается скромная краса яшмового браслета. Всей Сяньляни известно, кому принадлежит это прозвище.

Интересно, надолго достанет Серебристой Лисе выдержки и твердости характера?

— Вас желает видеть драгоценнорожденный господин Фань Люй, — Ли Вэнь, казалось, возник из пронзительно-синих теней на искрящемся снегу — человек, по лицу которого совершенно невозможно что-либо прочитать. Он пришел один, не торопил меня сборами и не понукал — но невесть отчего я на удивление поспешно собрался к выходу. Мы шли через лабиринт дворцовых построек, где обитала прислуга и придворные невысокого ранга, навроде меня, я недоумевал и побаивался — с какой это стати великий творец законов вдруг вспомнил о существовании моей ничтожной персоны? Пахло подтаявшим снегом и сгоревшим углем, свежеиспеченным хлебом и подгоревшим маслом, краской и нежностью духов придворных дам. Мимо плыли занесенные снегом опустевшие каменные вазоны, плодовые деревья со стволами, обмотанными войлоком, скалились с углов крыш резные морды драконов, обросшие сосульками.

— Сегодня утром почтенный Фань Люй был зван в покои госпожи императрицы, — не оборачиваясь, спокойно-невыразительным голосом известил меня шагавший впереди Ли Вэнь. — Они беседовали в течение почти целого колокола. По завершении разговора госпожа Сюэнь выглядела весьма и весьма удрученной.

— Это весьма занимательно и прелюбопытно слышать, но я не понимаю, какое отношение… — заикнулся я, прикидываясь несведущим и непричастным.

— Господин Фань Люй убеждал императрицу в том, что она изволит заблуждаться касательно намерений и устремлений особы, входящей в круг ее близких приближенных и удостоенных ее особого расположения, — продолжал Ли, нарочито проигнорировав мои слова. — Господин Фань призывал императрицу следовать доводам рассудка и разума, не идя на поводу у противоречивых женских чувств… однако на сей раз ему не удалось преуспеть в доказательствах и переубедить госпожу Сюэнь. Вернувшись, господин Фань выразил желание побеседовать с вами. Это не официальная аудиенция, но частная беседа, — он сделал паузу и почти шепотом добавил: — Слушайте всякое его слово, но не спешите с ответом. И упаси вас боги перебивать драгоценнорожденного Люя.

— Я учту ваши советы, — по спине у меня пробежал холодок. Что, если мой замысел зашел слишком далеко и угрожает обернуться против меня самого? Не мне тягаться в искусстве интриги с почтенным Люем.

Слуги проводили меня на открытую террасу, где стоял низкий столик, окруженный толстыми кожаными подушками. На столике дымился глиняный чайник, на краю навеса трепыхались под ветром узкие разноцветные флажки. Высокорожденный цзинши Фан, тощий, но широкоплечий, восседал за столом, созерцая встающие над красными и синими черепичными крышами печные дымки. Он удостоил меня рассеянно-задумчивого взгляда, приязненно кивнув и указав на одну из расшитых подушек. Я сел, ощущая себя путником возле какой-то природной достопримечательности навроде Небесной Скалы — рядом с тем, чье спокойное, безмятежное величие подавляло.